Лекции по философии и культуре. Философия как философская проблема, страница 31

Обращаясь к религии, Кант избирает совсем другой путь. Он не признает религии, содержание и основополагающие догматы которой не могли бы быть сведены в конечном счете к принципам морали, растворяясь в них. Он постулирует “религию в пределах чистого разума” (Religion innerhalb derGrenzen der blossen Vernunft); он не признает никакой другой теологии, кроме той, которую называет этико-теологией. Но этими этическими дефинициями и этим ограничением значения религии Кант лишает себя возможности до конца проанализировать и дать философское определение конкретных явлений религиозной жизни и религиозной истории. Религию нельзя объяснить, исходя только из ее этического содержания и этических мотиbob; в ней наличествует и нечто иное, более того, противоположное первому. Существует целый пласт мифологического мышления, с которым религия связана с самого момента своего зарождения и в процессе своего исторического развития. И мы не сможем развязать тот узел, который связывает воедино мифологическое и религиозное мышление, если желаем понять последнее в его конкретном значении и в конкретном историческом проявлении".

И те же связи характерны для почти всякой другой деятельности человеческого духа. Язык, искусство, даже наука и в своих истоках, и в процессе своей эволюции теснейшим образом связаны с элементами мифологического мышления. Они. не могут освободиться от этих элементов, они не могут приобрести свою собственную форму, не проделав долгий исторический путь. Даже экспериментальные науки должны идти этим путем, прежде чем они придут к истинному пониманию масштабов своей деятельности и присущих каждой науке методов.

Существует книга Линна Торндайка “История магической и экспериментальной науки”, в которой он попытался проследить процесс медленной эволюции экспериментальной науки, развивающейся из мифологии и магии". Поэтому миф нужно рассматривать в качестве общего фона и общей основы для самых различных сил, участвующих и сотрудничающих друг с другом в построении нашего человеческого мира. Рассуждая же таким образом, мы приходим к тому, что наша проблема предстает перед нами в гораздо более сложном виде, нежели тот, который можно было бы увидеть в пределах критического идеализма Канта.

Кант не принимает никакой иной теории Бога, никакой иной теологии, кроме той, которую он называет этико-теологией. И даже в его эстетике обнаруживается та же характерная тенденция его мысли. Именно здесь Кант особенно настаивает на сущностном различии двух способностей человека, на которых основываются искусство и мораль, — различии между способностью эстетического суждения и способностью чистого долженствования. Кант стремится показать, что искусство имеет свою сферу воздействия, свое самостоятельное значение и самостоятельную ценность, которые нельзя измерить, исходя единственно из постулатов теоретической или моральной истины. Но несводимое к системе морали искусство тем не менее весьма тесно связано с ней. Эта связь, по Канту, должна мыслиться не как нечто реальное, или, так сказать, физическое, но скорее как нечто символическое.

Красота ни в коей мере не совпадает с моралью и не зависит от нее, тем не менее ее можно назвать символом нравственности. Ибо именно посредством красоты открывается новая способность человеческого разума, с помощью которой человек выходит за пределы чисто эмпирической индивидуальности и устремляется к универсальному идеалу человечности. Кант выражает ною мысль так: искусство и мораль, не будучи одним и тем же, связаны, однако, между собой общим отношением к общей основе — той основе, которая в “Критике способности суждения” важна им “das ubersinniiche Substrat der Menschheit” (“интеллигибельный субстрат человечности”). По мысли Канта, этот “умопостигаемый субстрат” — не данное нашего эмпирического мира, ио может и должен мыслиться как тот идеал разума, с которым могут соотноситься различные энергии человеческого духа и в которой они находят единение и гармонию.