Лекции по философии и культуре. Философия как философская проблема, страница 25

Но если мы мыслим себе язык таким чудом, мы должны уяснить себе, что такое же чудо возникает и в любой другой форме ментальной активности людей. Существует не только язык, состоящий из звуков, слов, фраз или предложений, существует и гораздо более сложный язык, состоящий из символов искусства, религии и науки. Каждый из этих языков имеет свою собственную область применения и свои собственные правила, свою собственную грамматику. Карл Пирсон написал очень интересную книгу, озаглавленную им “Грамматика науки” (The grammar of science). В этой книге Пирсон разбирает проблемы, связанные с понятиями причины и следствия, пространства и времени, материи и движения. Однако, как он указывает, все эти понятия могут рассматриваться просто как термины, входящие в специальный словарь, словарь науки. Материя и движение не являются вещами в себе, сущность которых навсегда должна оставаться недоступной человеческому сознанию. Они являются понятиями и символами, с помощью которых мы выражаем тот порядок и ту закономерность, с которыми мы встречаемся в явлениях природы. “Действительный предмет физической науки, — говорит Пирсон, — состоит в открытии идеально элементарных движений, помогающих нам описывать на простейшем языке самый широкий спектр явлений; он (предмет) состоит в символизации физического мира с помощью геометризованных движений группы геометрических форм. Это означает механическое построение мира; однако нужно заметить, что этот механизм есть результат теории, а не результат нашего собственного восприятия”42.

Эти слова были написаны около сорока лет назад, когда еще ничего не было известно о том новом направлении развития научной мысли, которое с начала XX в. перевернуло все наши представления о времени и пространстве, о материи и движении. Но это был тот переворот, который пролил новый неожиданный свет и на проблему символического характера наших фундаментальных научных понятий. Если мы проследим развитие философии природы, мы увидим, что понятие материи постоянно претерпевало смысловые изменения. Если мы продолжаем использовать одно и то же слово, мы обязаны помнить, что то, о чем говорится в метафизике Аристотеля или Декарта, в системе классической физики и в современных теориях квантовой механики, совсем не одно и то же. У Аристотеля материя определяется в терминах логики и метафизики, в терминах  — возможности и действительности. Декарт определяет ее в терминах геометрии; понятие материи становится тождественным понятию протяженности. Во времена Ньютона она могла бы определяться в терминах тех понятий и принципов, которые были положены в основание и получили объяснение в “Математических началах натуральной философии” Ньютона.

Но развитие общей теории относительности и квантовой теории, по-видимому, ведет к еще даже более удивительному и более радикальному изменению значения термина “материя”. В результате мы должны понять: чтобы дать научное определение понятию материи, мы не можем более связывать себя использованием единственной, определенной системы физических понятий. Мы можем описывать материю, и на самом деле должны описывать ее с помощью совершенно разных систем мышления. Мы можем мыслить ее, опираясь на понятие частицы, но в то же время мы вынуждены рассматривать ее как волновое излучение. Обе концепции выглядят совершенно несовместимыми, если продолжать придерживаться субстанционального способа мышления, если рассматривать материю как самодостаточное, независимое, абсолютное бытие. Однако тот дуализм, которого, как кажется, нельзя избежать в языке современной физики, уже не будет противоречием, если мы примем соответствующее (должное) значение и соответствующее употребление наших физических понятий. Если вместо того, чтобы рассматривать их как непосредственные образы, отпечатки, слепки, как двойники вещей, находящихся вне нас, мы будем мыслить их как символы, которые, говоря словами Канта, предназначены для единственной цели — “расшифровать являющееся нам, чтобы затем быть в состоянии постичь его как данное в опыте”, мы поймем, что не только возможно, но и необходимо применять в описании явлений различные символы и, так сказать, различные (алфавиты) азбуки мышления, которые не противоречат друг другу, но друг друга дополняют.