Он считал, что эти формы и сейчас являются живой силой, неизменным потоком энергии, пропитывающим весь мир нашей современной цивилизации. Полное познание и оценка этого мира, по мысли Варбурга, означает воссоздание и реконструкцию его истоков. Я не знаю, сознавал ли Варбург, когда выбирал проект своего нового дома, тот факт, что этот проект имеет тесную связь с фундаментальной концепцией современной философии истории. “Mnemosyne” — “Erinnerung” (воспоминание) — тот же термин, который употребил Гегель, когда в конце своей “Феноменологии духа” он обозревает весь пройденный им путь: “Этот процесс самореализации духа представляет собой длящееся движение, непрерывный ряд воспоминаний, галерею образов, Я должно постигать и усваивать это богатство своей субстанции. И так как его совершенствование состоит в полном приближении к познанию самого себя... это знание есть спираль, в которой оно отказывается от своего внешнего существования и подчиняет свой образ воспоминанию... Но это воспоминание есть сохранение опыта; оно есть квинтэссенция и в сущности более высокая форма субстанции... Путь к этой цели лежит через внутреннюю организацию воспоминаний, как они есть, в своей особенности, позволяющую совершенствовать сферу воображения. Их [воспоминаний] сохранение, рассматриваемое со стороны свободной и, по-видимому, случайной последовательности фактов, составляет историю; со стороны же их умопостигаемой (схватываемой) организации это будет наука феноменологии духа. Обе вместе, или умопостигаемая история, образуют воспоминание и совокупность фактов абсолютного духа, есть действительность, истина и достоверность его высшего положения, без которых он оставался бы лишенным жизни и одиноким (die begriffne Ge-schichte, bilden die Erinnerung und die Schadelstatte des absoluten Geistes, die Wirklichkeit, Wahrheit und Gewissheit seines Throns, ohne den er das leblose Einsame ware)”47.
Я должен был процитировать этот довольно длинный кусок из Гегеля, так как в нем в очень характерной манере прослеживается различие между тем родом воспоминаний, который достигается через эмпирическое познание истории искусства, мифологии и религии, и тем, которое достигается в процессе спекулятивного метафизического знания. Существенное различие между этими двумя методами состоит в их различном отношении к понятию и интуиции времени. Для историка время является истинным и в определенном смысле единственным измерением его мышления: оно есть то, в чем живет и движется история, в чем осуществляется ее бытие. Поэтому история должна всегда рассматривать истину как “дитя” времени: veritas filia temporis3'. Но такой взгляд неприемлем для спекулятивной философии. Даже изучая феномен времени, приливы и отливы истории, она не удовлетворяется только этой областью. Она стремится возвыситься сама над собой, дабы постигнуть царство действительности sub quadam aeternitatis specie4' — с точки зрения вечности.
В системе спекулятивного идеализма Гегель видит процесс, в котором осуществляется эта трансформация, эта духовная метаморфоза времени. Время и история есть для него не что иное, как aufgehobene Momente (“момент снятия”), т.е. момент самоактуализации абсолютной идеи. Сама по себе абсолютная идея находится вне всяких условий и детерминант времени. У нее нет прошлого и будущего, она абсолютна и довлеет себе самой. Как говорит Гегель, она “существенна в настоящем” (wesentlich jetzt). Из этого мы можем заключить, в чем наш собственный метод и наша проблема — проблема и метод критического идеализма — отличаются как от чисто эмпирического взгляда на историю, так и от спекулятивной гегелевской философии.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.