Лекции по философии и культуре. Философия как философская проблема, страница 12

Явления истории принадлежат к особой области — области деяний человека. Вне человеческого мира мы не можем говорить об истории в специфическом смысле этого слова. Существует, конечно, история природы, но эта история не содержит в себе никакой новой логической проблемы, она не нуждается ни в каких новых методах, кроме методов общей биологии. Даже когда в истории природы мы приближаемся к миру человека, мы не можем говорить о качественном скачке18. Здесь царствует непрерывность — как в логическом, так и в физическом смысле. Теория Дарвина кажется подтверждением изречения Спинозы, который говорил о том, что нельзя рассматривать мир человека как “государство в государстве”. Наука о человеке не может существовать, не опираясь на основополагающий постулат: феномен человека подчиняется тем же самым общим законам, которые мы находим в существовании неорганической материи и которым подчиняется общий процесс органической жизни. И это полностью подтверждается анализом конкретного исторического знания. Историк не может обойтись без углубленного понимания физических условий жизни человека. Со времени написания “Духа законов” (“Esprit des lois”) Монтескье историку нельзя упускать из виду или отрицать важность этой стороны исторического исследования.

Монтескье стремился доказать, насколько даже моральные основы человеческой истории зависят от физических предпосылок жизни людей. То, что мы называем “духом нации”, во многом зиждется на особых обстоятельствах физического су-чествования—на климате, почве, географическом положении i ой или иной страны. Тот или иной климат может порождать вполне определенное социальное устройство. Существуют, согласно Монтескье, характерные взаимосвязи между элементами, которые можно свести к общим правилам. А кроме этих физических условий мы имеем в качестве основного фактора экономику, которая, например в теории Маркса, вообще объявляется главной первопричиной исторического процесса. Но даже если мы не придерживаемся марксистских взглядов, нам не нужно отказываться от надежды открыть те общие законы, которые управляют всем ходом и процессом эволюции человеческой цивилизации. Отдельные формы культуры — миф, религия, искусство, наука, — как кажется, следуют тому своеобразному умственному ритму, который мы можем попытаться описать в общих терминах.

Такая попытка, например, была сделана Контом в его работе “Cours de philosophie positive” (“Курс позитивной философии”). Конт был убежден, что ему посчастливилось отыскать универсальную формулу, в соответствии с которой можно в установленном порядке распределить все явления человеческой культуры. “Из изучения процесса развития человеческого разума во все времена и у всех народов, — говорит он, — проистекает открытие великого основополагающего закона, которому подчинен сам разум и существование которого бесспорно доказывается как фактом организации нашего общества, так и обстоятельствами нашего исторического опыта. Закон этот заключается в том, что каждая из наших ведущих теорий — каждая отрасль нашего знания — неизбежно проходит три разные теоретические стадии — теологическую, или воображаемую, метафизическую, или абстрактную, научную, или позитивную”19.

Здесь не место обсуждать объективную сторону проблемы и детально проверять те доказательства, которые могут быть представлены в пользу теорий Маркса или Конта или других подобных теорий. Мы обсуждаем сейчас только формальную — логическую и методологическую — сторону проблемы. С этой точки зрения, можно сказать, что желание “знать причины вещей” — rerum cognoscere causas, — как говорил Лукреций, является общей чертой, характерной для всего человеческого познания, чертой, которая вследствие этого не может быть использована для логической дискриминации или дифференциации различных областей науки. И для того чтобы познать “причины вещей”, мы всегда должны стараться открыть некоторые общие законы, к которым в конечном счете можно было бы свести эти причины. Поэтому все науки, которые только существуют, имеют “номотетический” характер: мы не можем вместе с Виндельбандом или Риккертом отнести этот термин лишь к естественным наукам, мы не можем ограничить историю пределами только “идиографического” знания. Но мы должны спросить себя, совпадают ли поиски исторической истины с поисками законов причинности, эквивалентны ли они им. И я думаю, что на этот вопрос мы должны ответить отрицательно. В истории всегда появляется новый фактор, который нельзя разложить на более простые элементы. И это тот фактор, который довольно неопределенно мы можем обозначить с помощью термина “исторический характер”.