Во всяком историческом событии проявляется нечто большее, чем то, что мы находим в событиях физического или биологического плана. Тут действует не только общая причинность, но и то, что обозначается термином “мотивация”. Конечно, “мотивация” никоим образом не противостоит каузальности, она является особой ее формой. Метафизическая проблема “свободы воли” не релевантна постижению логического характера и эпистемологических категорий, присущих истории. Если воспользоваться термином Канта, то можно сказать, что история занята постижением эмпирического, а не умопостигаемого характера человека. Но она всегда приходит к признанию, что этот “эмпирический характер” является конечной и неразложимой далее побудительной причиной человеческих поступков.
Мы можем познать причины отдельных исторических событий, скажем, причины перехода войска Цезаря через Рубикон. Мы можем сослаться на различные побудительные мотивы, которые повлияли на решение Цезаря, на те новости, которые он получил из Рима, на приготовления и интриги его противников и т.д. Но как только мы выясним все эти обстоятельства, мы должны опять обратиться к тому, что называем “личностью” Цезаря, каковая, как мы полагаем, и явилась последним и решающим мотивом этого особого исторического события. С другим “Цезарем” и само событие приобрело бы другой характер. Это кажется обыкновенной тавтологией, но в ней кроется серьезная методологическая проблема. Эта проблема приводит нас к понятию “индивидуальная причинность”, которое не встречается и не используется в естественных науках. Хотя, разумеется, можно постараться свести это понятие “индивидуальная причинность” к категориям причинности более общего порядка.
Можно сказать, что сам индивидуальный характер Цезаря является фактором сложным, что и его можно разложить на простые составляющие. Если бы мы знали обо всех совпавших здесь обстоятельствах каузального плана, если бы мы даже знали обо всех тех условиях, которые повлияли на возникновение этой особой личности, тогда мы смогли бы “понять” Цезаря точно в таком же смысле, в каком ученый-естествоиспытатель понимает явление природы. Это мнение разделяет даже Кант, самый решительный поборник человеческой свободы. В своей “Критике практического разума” он говорит, что, если бы мы имели совершенное представление об эмпирическом характере человека, мы смогли бы предсказать его поступки в том же смысле, как астроном предсказывает затмение Солнца или Луны. Для того чтобы достичь подобного знания, нам нужно было бы вернуться к общим постулатам психологической и биологической причинности. Мы должны были бы собрать все нужные свидетельства, касающиеся предков Цезаря, той биологической наследственности, которую он получил от этих предков, и т.д.
Но историк, если он историк, не имеет возможности в своих исследованиях двигаться таким путем. Разумеется, ему не нужно отрицать все эти факты, однако сами по себе они не являются теми фактами, которые для него особо важны и значительны. Если он хочет “понять” Цезаря, он использует для этого совершенно другой метод, который мы можем назвать “интерпретацией” (historisches Verstehen). Попытаться кратко обозначить этот метод и указать на его особые свойства довольно нелегко. Из-за нехватки времени я не хочу разрабатывать сейчас эту тему, но, как я надеюсь, на одной из наших следующих встреч мы сможем более вразумительно ответить на этот вопрос. Здесь я намеревался только предложить общий план этой проблемы. При этом я воспользовался бы терминами “объяснение”, “описание”, “интерпретация” как теми общими положениями, с помощью которых нам легче было бы проникнуть и в природу физической науки, биологического и исторического познания20.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.