Представим себе, что во время кораблекрушения я, подобно Робинзону Крузо, был выброшен на пустынный остров. Я совершенно покинут, на острове я не могу обнаружить никаких следов человеческой жизни или человеческой культуры. Бредя по берегу, я случайно нахожу камень, который привлекает мое внимание своей необычной формой или размером. Я начинаю исследовать его и хочу понять его природу. Во-первых, меня могут заинтересовать его физические и химические свойства. Я хочу узнать его вес, его химический состав и т.д. Еще я могу изучить его с минералогической или геологической точек зрения27. Но внезапно мой взгляд привлекает нечто совсем другое. На камне я замечаю какие-то отметки, которые кажутся мне сделанными в определением порядке. При ближайшем их рассмотрении я начинаю понимать, что эти отметины представляют собой некие письмена — и теперь характер моего интереса к этому камню в корне меняется. Разумеется, я созерцаю эти отметины точно таким же способом, каким я созерцаю все прочие предметы моего физического окружения. У меня нет никакого особого органа для их познания — я вижу их глазами точно так же, как вижу цвет или форму камня. Но теперь эти отметины говорят мне совсем другое. Они вводят меня в мир не только физический, но также и в человеческий, не только в простой мир вещей, но и в мир символов. Для того же, чтобы понять эти символы, я должен истолковать их. Я должен дешифровать изображенные письмена, должен соединить их в слоги, слова, предложения. И эти слова и предложения не являются чем-то изолированным, они входят в систему, они — часть целого, часть человеческого языка. Если этот язык мне неизвестен, то вначале я не смогу прочесть эти письмена. Но теперь пробудился мой интерес к ним, и это направляет мои поиски в определенную сторону. После некоторых усилий я в какой-то степени могу добиться определенного результата в нахождении скрытого значения написанного. Отметины на камне, сделанные чисто физическим способом, стали, таким образом, знаменующими нечто символами. Они начали “говорить” со мной. В моем совершенном удалении от всех человеческих существ я внезапно услышал послание человеческого мира.
Этот пример может в какой-то мере прояснить работу историка. Исторический опыт не имеет никакого другого объекта, кроме опыта физического. Все историки знают нечто только благодаря изучению особого класса физических предметов. Всю свою работу историк основывает на этих предметах, он опирается на то, что мы называем историческими документами и историческими памятниками. Без них он не может сделать ни единого шага. И все эти вещи —документы и памятники —даны ему как вещи материальные. Они представляют собой изображенные письмена, письмена на бумаге или пергаменте, иероглифы, клинопись, красочные изображения на холсте, мраморные или бронзовые статуи, каменные или какие-либо другие строения. Но во всех этих материальных вещах историк видит нечто особое. Эти вещи становятся для него, так сказать, прозрачными. Он не изучает их ради них самих, он не изучает их физические свойства, которые, например, представляют интерес для естествоиспытателя, физика или химика. То, что находит в них историк, — это свидетельство и как бы откровение прошлой человеческой жизни. Для него невозможно постичь эту жизнь немедленно. Все, что он знает о ней, представляет собой единичные и разбросанные фрагменты. И здесь перед ним встает его действительная задача. Он должен не только собрать эти фрагменты, он должен превратить их в единое целое, синтезировать и упорядочить их, показать их нам в их связности и последовательности.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.