История понятия гражданского общества в раннесовременную эпоху и теоретический синтез, страница 51

В терминах функционалистской разновидности теории Грамши стратегия установления гегемонии может служить, а в большинстве случаев, вероятно, и служила только инструментом перед лицом препятствий, выставляемых буржуазным гражданским обществом на пути непосредственного революционного преобразования. Согласно такой интерпретации, цель состоит в том, чтобы подорвать существующие формы социальной интеграции, создать альтернативные ассоциации и подготовить субъект революционной политики. Однако ввиду того, что в данной интерпретации существующее гражданское общество оценивается негативно, ассоциации и формы контргегемонии приходится рассматривать как орудия: независимые партии и профсоюзы трудящихся должны выполнять функцию внесения разлада в существующую форму социальной интеграции, способствуя созданию кризиса, в котором противной стороне пришлось бы полагаться исключительно на свое господствующее положение. Поэтому в данной интерпретации внутреннюю преобразовательную работу должен завершить революционный взрыв, силовое противостояние94. Для нашего рассмотрения, по крайней мере в данном контексте, более важно было бы выяснить, почему и после революции участвовавшие в установлении контргегемонии независимые организации должны также играть какую-либо роль. Ведь именно так полагает Грамши, в частности когда он приписывает задачу построения нового общества и новой цивилизации в первую очередь государству и когда заявляет о важности разрушения прежних механизмов, ответственных за установление буржуазной гегемонии. С позиций функционалистского понимания это, конечно, означало бы конец плюралистической системы партий, профсоюзов и церквей.

Альтернативный, опирающийся на теорию конфликта подход к установлению гегемонии в гражданском обществе предполагает (хотя прямо Грамши об этом никогда не говорил) позитивно-нормативное отношение к существующей версии гражданского общества, или, точнее, к некоторым из ее институциональных аспектов. Несомненно, что подобное отношение могло бы стать основой принципиальной версии радикального реформизма. О нежелании или неспособности Грамши выработать такую позицию свидетельствует наличие в его теории сильного крена в сторону функционалистско-революционного решения. Можно сказать также, что более выраженное развитие радикально-реформистской тенденции предполагало бы политический выбор, невозможный для Грамши: речь идет о последовательной критике той версии тоталитаризма, которая существовала в Советском Союзе. Невозможно избрать стратегию создания новых институтов, касающихся ассоциаций и культурной жизни, в качестве альтернативной основы гегемонии в существующем обществе и одновременно в качестве основополагающих структур нового общества, в целом принимая безжалостное искоренение в условиях революционной государственности как этих новых, так и старых институтов.

Подводя итог сказанному выше, отметим, что если Грамши и избегает экономического и политического редукционизма, вводя различие между ассоциациями и культурой как аспектами гражданского общества, с одной стороны, и экономикой и государством, с другой, то функционалистская тенденция его мышления вкупе с его стратегическими политическими целями и пристрастиями заставляет его конструировать институты гражданского общества лишь в одной плоскости.

При всей своей автономности формы ассоциаций (типы политических партий и профсоюзов), культурные институты и ценности гражданского общества являются наиболее подходящими для воспроизводства гегемонии буржуазии и достижения согласия между всеми социальными слоями. Короче говоря, они не двойственны, а насквозь буржуазны. Поэтому данный тип гражданского общества должен быть разрушен и заменен альтернативными формами ассоциаций (рабочими клубами, пролетарскими партиями или «современным государем»), интеллектуальной и культурной жизни (представление об «органическом интеллектуале»*), а также ценностями, которые содействовали бы установлению контргегемонии пролетариата, способной в конечном счете заменить собой буржуазные формы. Но даже стратегия установления контргегемонии есть всего лишь стратегия. Грамши никогда не рассматривает институты и культурные формы контргегемонии ни как цели, ни как средства, ибо он не желает признать, что буржуазному гражданскому обществу присущи некоторые возможности, выходящие за рамки установленного господства. Таким образом, само по себе подчеркивание культурных средств (организации согласия) в гражданском обществе в противовес используемым государством средствам принуждения не означает, что на смену революционному пришел радикально-реформистский проект. Мы все равно имеем дело с теорией, нацеленной на тотальную замену одной формы общества другой95.