История понятия гражданского общества в раннесовременную эпоху и теоретический синтез, страница 18

Если корпорация является важнейшим шагом на пути к формированию того направления гегелевской мысли, которое ставит в центр внимания самоинтеграцию общества, тем не менее и она не вполне свободна от антиномичности, характеризующей его политическую позицию в целом. Гегель, как Монтескье (до него), как и Токвиль (после него), искал некое промежуточное положение власти между индивидом и государством; он боялся бессилия по отношению к власти атомизированных субъектов и стремился к установлению контроля над угрозой произвола со стороны государственной бюрократии108. Но в то же время, в соответствии с собственным учением о государстве он выступал за такую модель социализации, которая сделала бы возможным переход к той разновидности патриотизма, для которого центральным объектом было бы государство. В связи с этим Гегель стремился обеспечить в повседневной жизни общества плавный переход от Geist(духа) корпорации как школы патриотизма к Geistгосударства, в котором патриотизму надлежит достичь своей полной «всеобщности»109. Конечно, многое зависит от того, базируется ли включенная в данное рассмотрение концепция государства на публичном, парламентском утверждении идентичности или на бюрократически-монархическом насаждении единства. Поскольку же на государственном уровне данная антиномия не находит своего разрешения, роль корпорации в политическом воспитания также становится неясной. В свою очередь эта неясность влияет на понимание отношения между корпорацией и всеобщей властью; как показал Хайман, Гегелю так и не удалось сделать решающий выбор между средневековым учением, предполагающим независимость корпораций и личность как субъект права, и концепцией римского права, подчеркивающей роль государственного контроля и надзора110.

При всех неясностях гегелевского учения о корпорации, нельзя не заметить, что смысловой центр его иной, чем в учении о полиции. Порой, и полиция, и корпорация именуются им второй семьей. Кроме того, они обладают некоторыми общими функциями, например, воспитательной. Далее, в равной мере убедительными представляются нормативные обоснования и того, и другого. Корпорация представляет собой вторую семью, семью малую и достаточно определенную с точки зрения целей ее жизнедеятельности, что создает условия для подлинной вовлеченности в эту жизнедеятельность всех членов «семьи». Последние, однако, составляют лишь какую-то часть населения; поэтому корпорация с неизбежностью оказывается выразителем интереса, являющегося особенным в сравнении с интересами других групп и всех тех, кто не «инкорпорирован», — хотя самим членам корпорации данный интерес представляется всеобщим. Тем не менее корпорация способна порождать внутреннюю мотивацию, не зависящую от обеспечивающих послушание внешних санкций. В отличие от корпораций, регулирующая роль полиции является всеобщей по своему характеру и должна не допускать формирование под ее эгидой каких-то объединений, преследующих частные интересы. Однако деятельность полиции основывается-таки на внешних санкциях, не предполагает участия тех, кого эта деятельность затрагивает, и не ведет к формированию автономной мотивации.

Как показывает сравнение полиции и корпорации, этатистская направленность гегелевской мысли связана не только с некой разновидностью политического оппортунизма, но также и с идеей всеобщности, без которой невозможна никакая современная концепция справедливости. У Гегеля были все основания, для того чтобы не делать определенного нормативного выбора между полицией и корпорацией, между абстрактной всеобщностью и субстанциальной особенностью. В гражданском обществе эти моменты разделены; Гегелю же принадлежит тезис о том, что воссоединить их способно лишь государство. Только в этом случае корпорация как второй (после семьи) этический источник государства приобретет качество всеобщности.