Детство польского шляхтича в первой половине XIX века (по материалам мемуаристики), страница 25

[26] «Обычно мать, после окончания дневных занятий, собирала нас вечером вокруг себя, и, приласкав и полелеяв нас вволю, приступала к счету совести, т.е. каждый по очереди рассказывал как можно подробнее все свои дела, не упуская ни одного, даже самого унизительного, проступка». Feliński Z. S. Paulina… Op. cit. S. 23.

[27] «Вечером после ужина моя мать садилась за фортепиано, чтобы спеть бывшие в моде во время ее молодости романсы <…>, в чем ей составляла компанию старшая дочь. После концерта наступал бал, задорные мазурки и англезы, дочери танцевали друг с другом…» Puzynina G. Op. cit. S. 19.

«День проводили за уроками, а вечером, с рукоделием, вокруг столика, возглавляемого мамой, часами слушали прекрасное громкое чтение…» Ibidem. S. 61.

[28] Feliński Z. S. Paulina… Op. cit. S. 48.

[29] «На завтра как раз приходился канун Рождества и одновременно день именин нашей матери. Уже много лет родители имели обычай в этот день причащаться, и отец на протяжении всего времени своей службы всегда старался вырваться на праздники из Житомира, чтобы провести праздничный день в кругу семьи». Ibidem. S. 66.

[30] «Дядя, с сердцем, на самом деле более холодным (хотя бы потому, что мужчина и руководствовавшийся больше головой, чем сердцем), однако был больше, как это говорят, demonstratif – странно легкий и приятный в общении, давал детям и нам себя щипать, ласкать и нередко присоединялся к нашим играм, в волка или в «четыре угла», проходившим в столовой, сходя с ума, как какой-нибудь студент, охотнее, чем даже его сын Збигнев, который рос вундеркиндом и на девятом году жизни уже имел свой шкафчик с коллекцией бабочек, которых сам ловил, классифицированных под руководством отца, который сам управлял воспитанием детей, и ему на все хватало времени. <…> Все это, находившееся под его управлением, не отягощало его голову, отданную науке, детям; он относился ко всему со спокойствием, которое есть печать мудрости». Puzynina G. Op. cit. S. 137.

[31] «Совершенно другие картины теснились в моей душе, когда отец рассказывал мне о победе Ягайло и Витовта под Грюнвальдом, или о деде, после которого остался мундир и патронташ пятигорского кавалериста, или о древних свободах, потерянных легкомысленностью шляхты при избытке счастья». Korzon T. Op. cit. S. 9.

[32] «Послушная дочь приносит целую пачку своих дневников, не задумываясь над последствиями, и начинает их читать. Дядя подкрадывается сзади нее, похищает самую толстую тетрадь, а так как он высокий, то держит эту тетрадь над головой, уверенный, что никто до нее не достанет… Однако, увидев, что племянницы тоже не карлики, он бросает дневник на диван. Мама садится на него, Габриэла выхватывает его из-под нее и бежит к дверям, за ней все – старые и молодые. Она теряет голову и садится на первую попавшуюся софу. Окруженная со всех сторон, она бросает дневник мне, я с ним – к дверям кабинета мамы, но едва я на пороге, все уже возле меня! Я слышу голос Белиньского, который кричит: «Победа!». Однако я не теряю головы и кидаю дневник в кабинет, запираю его и кидаю ключ в гостиную…» и т.д. Puzynina G. Op. cit. S. 162-163.

[33] Ibidem. S. 11.

[34] «Описывая родительский дом, я не могу забыть седой фигуры нашей бабки, Зофьи Вендорф, которая немало помогала матери как в управлении домом, так и в уходе за детьми. <…>  По мере того, как детвора подрастала, бабка руководила при утренних и вечерних молитвах, привила первые основы катехизиса и рассказывала нам с благоговением горячей веры разные эпизоды из Священной истории и из Житий святых». Feliński Z. S. Paulina… Op. cit. S. 15-16.

[35] «Мы жили под одной крышей, бабуля баловала внучек по-разному: ждала нас с красивыми шляпками. В двух гостиных было много птичек…» Puzynina G. Op. cit. S. 81.