Детство польского шляхтича в первой половине XIX века (по материалам мемуаристики), страница 20

Действительно, во время бегства французской армии многие укрывали бежавших французов, оказывали им определенную помощь, хотя это было запрещено властями. Пшецлавские разрешили жить некоторым из них в отдаленном флигеле, а 12-летний Юзеф носил им каждый день еду. «Я очень гордился таким поручением матушки, особенно таинственностью обстановки, доказывавшей, по моему пониманию, что я уже не ребенок»[204]. Еще во время военных действий Массальские собирали раненых поляков, ухаживали за ними и, переодев их в штатское, отсылали в другое имение под видом слуг. У Эдварда Томаша Массальского был свой подопечный, некий Чарнецкий, который выжил благодаря стараниям подростка[205]. Массальские также оказали помощь и одному русскому офицеру. У Массальского даже была возможность сделать карьеру в российском артиллерийском полку, к которому ему предлагали присоединиться во время заграничного похода русской армии (из-за отличавшей его смекалки, проворности и хорошего знания французского языка), но его отец и он сам отказались от этой идеи[206].

Во время событий восстания 1830-1831 годов и Русско-польской войны Щенсному Фелиньскому было только 8 лет. Семья жила в имении на Волыни. Отец, находившийся на службе в Житомире, не мог добиться для себя отпуска, а гувернер, которого наняли для мальчиков, ушел в повстанческую армию вскоре после того, как войска генерала Юзефа Дверницкого дошли до Волыни. Военные действия проходили неподалеку от дома Фелиньских: «Местечко Боремель лежит едва в полуторах милях от Воютина, так что мы не нуждались в гонце, который донес бы до нас весть о начавшейся битве, ведь мы сами слышали каждый артиллерийский выстрел очень отчетливо. Как только шум орудий раздавался со стороны Боремеля, мы все выбегали в сад и оттуда с высокого холма прислушивались с бьющимся сердцем к этой непривычной для детского уха гармонии»[207]. Во время грабежей мать с детьми спрятались в саду. «Несмотря на то, что мы сильно испугались, все же страх не мог заглушить детское любопытство, так что мы из-за колючих баррикад следили за дорогой, высматривая, не показались ли еще обещанные гости»[208].

Семья решила бежать в другое имение, находившееся на самой границе с Галицией. Там они скрывались в лесу, в сторожке российских пограничников, оставленной своими хозяевами: «Теплая, несмотря на то, что был март, погода, расстояние, отделявшее нас всего на полмили от дома, откуда можно было каждый день иметь свежие известия, наконец, покинутая избушка пограничника, которая в отсутствии хозяина охотно открыла нам свои гостеприимные двери, все делало это намерение подходящим и легким в исполнении, и даже придавало ему определенное романтическое очарование, что привлекало наше детское воображение»[209]. Им пришлось пережить немало невзгод, которые даже детям перестали казаться веселым приключением – семью арестовала австрийская пограничная служба, до выяснения дела их держали под арестом без возможности нормального пропитания, так что дети собирали в саду щавель для всей семьи, причем мать с шестью детьми должна была вот-вот родить седьмого[210], и т.д. Им все же удалось встретиться с отцом и вернуться благополучно в свое имение, в котором, правда, не было господского дома – он сгорел при пожаре. Семья жила в нанятой избе, дети спали на сене и играли целыми днями на свежем воздухе. «Среди нас всех только Паулинка разделяла беспокойства матери, поэтому не удивительно, что когда мы свободно и весело играли, ее лицо хмурилось, а душу отягощала тяжкая печаль»[211].