Детство польского шляхтича в первой половине XIX века (по материалам мемуаристики), страница 21

Тадеуш Корзон, родившийся в год отмены церковной унии и выросший в Минске, воспоминает настроения того времени. Хотя сам он, как он пишет, не замечал разницы в поведении православных и католиков (из числа своих родственников и знакомых), он был знаком со страшными историями о замученных голодом монашках, о высланных в русскую провинцию инакомыслящих и т.д.[212] Он вместе с другими детьми передразнивал звучание колоколов православного собора: «Ходи сюды, дам блин, дам блин». «В этом блине состоял намек на то, что православные заманивают католиков в свою веру материальными благами, потому что при обращении каждого простолюдина платили по 30 рублей» [213].

Итак, дети были очевидцами и иногда участниками больших событий, только более беззащитными и менее понимающими, чем взрослые. Кроме того, события большого мира взрослых проникали в мир детей, в их воображение. Там они переживали определенную трансформацию и выражались – в играх, в представлениях, господствовавших в школьной среде, в детском фольклоре. Примеры такой рецепции мы находим в наших источниках. Например, при игре в войну (в солдатики) дети часто делят стороны на «плохих» и «хороших», и часто игра носит «злободневную политическую окраску». Массальский описывает забавный эпизод из своего детства (1806 год): они с братом играли в оловянных солдатиков, существовало две армии: французская и русская, Наполеоном был самый большой солдатик со знаменем. Карлик с барабаном был Беннигсеном, командующим русской армией. «Бывало в пылу битвы, что тот, кто играл за русских, помогал французам, а стрелять в Наполеона никто не хотел». Случилось так, что когда дети в разгаре игры кричали «Москаль! Шельма! Беннигсен убит!» в комнату вошел настоящий генерал Л. Л. Беннигсен, который пришел с каким-то делом к отцу мальчиков. Отцу едва удалось как-то разрешить ситуацию[214].

В похожую игру, только без солдатиков, играли братья Массальские со своими товарищами по учебе в иезуитской коллегии, причем из-за того, что никто не хотел играть за «москалей», ими становились те, кто проигрывал партию в лапту[215]. Подростки даже попытались совершить побег из коллегии с целью присоединиться к армии Наполеона (это было в 1813 году). Они нашли склад оружия, оставшийся в коллегии после одной из битв под Могилевом, и продумали план побега, который был очень похож на что-то из приключенческого романа, но явно имел мало шансов воплотиться в жизнь. Примечательно, что, как отмечает Массальский, даже мальчики из семей, в которых взрослые придерживались противоположных взглядов, вдохновились участвовать в этом побеге – именно из-за ореола приключения и подвига. Мальчики поручили лакею продать кое-что из их вещей, собирали в течение недели провизию, а один из них даже украл деньги у отца. Они договорились о соблюдении своеобразного «кодекса чести». В конечном итоге этот лакей, заработав на продаже вещей, и выдал весь «заговор» губернатору. «Если бы это произошло позднее, в конце правления Александра или во время правления Николая, мы несомненно пошли бы в солдаты, равно как и те, кто потом в других школах и за меньшие провинности пережили такое несчастье. <…> притом губернатор Толстой был человеком разумным и воспринял это как детские шалости <…> Тогда все это наше дело кончилось выговором и пропажей [проданных] вещей; один только Хлодковский пострадал за всех, потому что получил розог от своего отца»[216].

Фелиньский описывает игру в войну, в которую любили играть гимназисты. Так же сложно было выбрать команду москалей, ими становились обычно младшие, а главой команды выбирался сын униатского священника, который заискивал и перед школьной администрацией, и перед гимназистами. Однажды эта игра имела тяжелые последствия: мимо игравших (как раз когда с криками «Вздернуть предателя!» сына униатского священника подвешивали, охватив веревкой под мышками, на ветку дерева) случилось проезжать русскому полковнику, который настоял на том, чтобы завели дело, и самый старший гимназист был отправлен в солдаты, остальные находились под арестом две недели[217].