К вопросу о социологии государства и культуры. Принципиальные основания. Социологическое понятие культуры, страница 19

Как же нам выйти из этой унизительной ситуации? Если что-либо из сказанного верно — то при помощи нового культурного сознания образованного слоя и нового видения самих себя. Разумеется, научить этому нельзя; и новый тип, который нам нужен, не возникнет из описаний и менее всего из сочинения какого-нибудь профессора. Он должен быть прочувствован, увиден и пережит. Столь же справедливо, что он не может возникнуть без уяснения определенных вещей, исходя из которых мы вообще только и можем достигнуть нового самосозерцания и которые вообще являются решающими для возможности “пережить” новое. Это не может возникнуть без осознания безграничного внутреннего обеднения, куда привело нас развитие XIX в., без страстного желания выйти из этого, без сознательной воли вновь впитать в себя потерянные и расчлененные элементы нашей культуры, прибавить к ним новые, действительно превратить их во внутренние факторы нашей способности воплощения в образе, и на основе реализма, который погружен в новое созерцание общности, привести от нового центрального пункта к новому синтезу. Если мы сообща поймем это, то мы достигли уже многого. Придут люди, которые помогут нам в этом. Но до той поры достаточно, если поле нашего самосознания, как сказала однажды Рахель Варнхаген, мы будем “удобрять отчаянием” в той мере, насколько оно подлинно.

Дух и политика

Яне буду говорить о духе Локарно. Я не говорю и о какой-либо другой конкретной форме, в которой столь подвижное, непостоянное и вместе с тем такое серьезное творение (Geschopf), как дух, могло коснуться каким-то образом этих хладнокровных, трезвых государственных мужей нашего времени, должно было бы коснуться или даже коснулось. Я подойду к этому вопросу совсем как это сделал бы профессор. Я спрашиваю: “Что есть вообще дух в политике? Как он в ней возможен?” Но я говорю об этом только в практическом смысле, не теоретически.

У нас в Германии стало до какой-то степени избитой истиной, что политика и дух, а дух здесь понимается только как некий компас, который руководит нашим существом, в наши дни, если оставить в стороне случайные встречи, имеют мало общего, что наши политические вожди не являются духовными вождями, наши духовные вожди не занимаются политикой, а если это иногда происходит, то во времена волнений они ставят на карту даже жизнь. Некий рок словно отделяет духовное от политики, и политику, поскольку она должна быть действенной на практике, снижает до уровня делового умения, ловкой хитрости и обоюдного обмана.

Сегодня так чувствует, если я не ошибаюсь, прежде всего большая часть молодежи, той самой, которая после происшедшего краха стремится к чему-то ярко выраженному живому, к захватывающему и увлекающему, к настоящей духовной новизне; ей недостаточны случайные связи духа и политики, и она именно Германии бросает упрек в действительном расколе духа и политики, в глубокой слабости и закоснелости политики.

Я думаю, мы будем единодушны в том, что политика никогда не сможет быть, по крайней мере в практике современности и будущего, тем, что хотел из нее сделать Платон в своем “Государстве”, — подлинным воплощением духа, формой господства мудрецов. Это было потусторонним идеалом, который этот великий человек с отчаянием создал в своей фантазии, когда стало ясно, что форма политического существования в Греции, полис, разрушена; это было попыткой представить себе, где можно поместить воплощение его идеала, дух строгой самоотдачи целому, который основан на калокагатии, и как он может создать форму политической общности; это была сознательная утопия, позже признанная им самим таковой в процессе реалистического корригирования “законов”. Дух и политика являют собой, после того как завершилось великое разделение различных сфер жизни — религиозной, политической, экономической, научной, — то разделение, которое происходило не повсюду, его не было ни в Китае, ни в Индии, ни в догреческой античности, но которое на европейском Западе в ясной и вполне определенной форме совершил Ренессанс. С тех пор дух и политика — брат и сестра, которые могут находиться друг с другом в дружбе или вражде, подобно экономике и политике, религии и государству. С тех пор речь идет о характере их синтеза или антитезы, о том, насколько политика может возобладать над духом^дух над природными силами, т.е. прежде всего над силами политики. Всякое политическое воление — это нельзя завуалировать никаким самообманом или игрой слов — всегда имеет свои глубокие корни в “воле к власти”, которая не только здесь, не только в экономических, но и повсюду, даже в самых личностных отношениях людей, всегда имеет какое-либо значение. Надо быть достаточно честным, чтобы это признать. Воля к власти — везде действующий инстинкт. Поэтому и речи не может быть, чтобы его уничтожить. Naturam expellas furca4' и т.д. Не говоря уж о том, насколько это обеднило бы жизнь. Речь может идти только о том, чтобы включить его в рамки бытия, где тогда, конечно, нечто душевно более высокое будет признано последним принципом формирования — принципом духовным.