Еще одной характерной особенностью поэтики В. Пелевина является детальность. Часто писатель пользуется таким приемом, который можно назвать «настойчивой деталью»[9]. Например, героя «Омон Ра» на протяжении всей жизни (в пионерлагере, в училище, в подземном космическом комплексе) сопровождает нехитрый продуктовый набор: суп со «звездочками», курица и компот. То же можно сказать и про велосипед «Спорт», на котором катался герой в детстве и который стоит в кабине лунохода. Прием «настойчивой детали» позволяет создать у читателя (но не у героя) ощущение предопределенности и неизбежности, образ застывшего в своем развитии мира советской действительности.
От анализа мира, который создает В. Пелевин, обратимся к языку его произведений. Исследователи оценивают его язык неоднозначно. Встречаются такие разнородные определения его языка, как «буремический», «эклектический», «русско-английский», «новояз», «въедливое арго». Так, известный критик А. Немзер в статье «Как бы типа по жизни»[10] пишет: «Разбавлять эту литературщину дежурными «как бы», «типа», «по жизни» и кондовой матерщиной не значит работать с языковым мусором и кичем. Этим занимаются писатели - от Зощенко до Людмилы Петрушевской, Юза Алешковского, Нины Горлановой, Анатолия Гаврилова, Алексея Слаповского».Другие критики видятв языке прозы Пелевина совершенно новое явление: преобразование «языкового мусора» в новый литературный язык. И. Роднянская в статье «Этот мир придуман не нами» (Новый мир, 1999, №9) называет это явление языком яппи – языком молодых, технически просвещенных людей, городских жителей, владеющими навыками работы с компьютером.
В. Пелевин ищет специфические языковые пласты для точной характеристики современного человека. В интервью одному известному русскому журналу на вопрос «Что для вас постперестроечная Россия в языковом плане?» Пелевин отвечал: «Логос устал «храниться», устал преть во рту бессильного интеллигента – и возродился в языке сражающихся демонов. В речи братков есть невероятная сила, потому что за каждым поворотом из базара реально мерцает жизнь и смерть. Поэтому на их языке очень интересно формулировать метафизические истины – они оживают»[11].
С помощью языка Пелевин разрушает советские мифы: пространные и пустые речи командиров, «вождей» и других демагогов в один прекрасный момент превращаются в нецензурную брань, которая открывает нам истинное лицо говорящего. Ярким примером может послужить эпизод переговоров о ядерном оружии (рассказ «Оружие возмездия»), когда Сталин, выступая, изъясняется на таком уголовном жаргоне, что приглашают специального переводчика с одного «русского языка» на другой. Вообще особенностью пелевинских текстов является то, что «чем выше по социальной лестнице находится герой произведения, тем больше и бессовестнее он матерится»[12]. Писатель пытается переосмыслить привычные слова, например, советскую идеологическую лексику он переводит в разряд лексики бранной: герои рассказа «День бульдозериста» устраивают конкурс, кто лучше будет материться на языке коммунистических лозунгов и учебников марксизма-ленинизма. С помощью такого приема автор передает читателю свое отношение к коммунистической идеологии. В. Пелевин не оставляет без внимания и морфологию: так, например, «верволк» он образует от западного «вервольф» и русского «волк», тем самым это слово становится символом слияния России и Запада.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.