Военная мощь в глобальной политике США, страница 2

И.В. Сталин и его окружение крайне негативно отнеслись к «плану Маршалла»  который был расценен как попытка поставить под контроль США экономическую, а затем и политическую жизнь «маршаллизованных» стран. В то же время руководство СССР не намеревалось противостоять «плану Маршалла» военными средствами. Советский Союз имел все основания опасаться прямого военного столкновения с США, обладающими огромным экономическим потенциалом и монополией на ядерное оружие. Даже с ликвидацией этой монополии в 1949 г., когда СССР создал собственную атомную бомбу, территория США, вплоть до изобретения межконтинентальных баллистических ракет в середине 1950-х гг., оставалась относительно неуязвимой. Кроме того, Советский Союз нуждался в мирных условиях для восстановления экономики, разоренной войной с Германией, укрепления позиций дружественных СССР режимов в странах Восточной Европы и Китае.

В конфликтных ситуациях конца 1940-х гг. обе стороны прибегали к демонстрациям своей мощи, угрозе силой, однако стремились избегать прямого столкновения. Яркий пример этому дал Берлинский кризис 1948 г., один из самых острых на начальном периоде «холодной войны». Он был вызван введением СССР блокады Западного Берлина в 1948 г., которая рассматривалась как ответ на проведенную в зонах оккупации США, Англии и Франции валютную реформу. Предлогом для такой меры были ссылки на то, что необходимо предотвратить затопление Восточной Германии, контролировавшейся советскими войсками, обесценившейся старой валютой.

У советской стороны, учитывавшей, что блокада вызовет голод в Западном Берлине, зависящем от поставок продовольствия, существовали планы использовать кризис для ускорения зашедших в тупик переговоров о заключении мирного договора с Германией. СССР использовал военную силу для достижения ограниченных целей, т. е. осуществления блокады.

В свою очередь США, отказавшиеся от переговоров «с позиции слабости», когда им пришлось бы идти на уступки в обмен на снятие блокады, решили нейтрализовать ее военными средствами. При этом они не пошли на прорыв блокады сухопутными силами, что могло бы спровоцировать военное столкновение, а применили военно-транспортную авиацию для снабжения жителей Берлина продовольствием. Косвенные угрозы применения ядерного оружия (переброска на базы в Англию американских стратегических бомбардировщиков-носителей атомного оружия) использовались как инструмент политического давления. Это было предостережением СССР против принятия мер, способных привести к еще большему обострению кризиса (например, технически возможного введения блокады и воздушного пространства, что так и не было осуществлено Советским Союзом).

В Берлинском и во многих последующих кризисах США и СССР стремились избегать действий, лишающих их свободы маневра. Предъявление жестких, ультимативных требований неизбежно поставили бы одну из держав в положение, когда ей пришлось бы выбирать между неприемлемым для нее унижением и войной. Оба соперника стремились избегать возникновения подобных ситуаций. Демонстрируя силу и решимость, они все-таки сохраняли возможность для компромисса. По этой причине большинство конфликтов завершалось взаимоприемлемыми решениями, которые каждая из сторон могла выдать за свой успех.

На практике существовало несоответствие военных доктрин США, предполагающих высокую вероятность глобального конфликта с массированным использованием ядерного оружия, и реальной политикой, которая тяготела к компромиссу, лишь ограниченно нуждалась в опоре на военную мощь.

Отчасти это объяснялось тем, что военные доктрины играли роль инструмента политики. Заявления о готовности и решимости применить военную мощь, в том числе и ядерное оружие, проведение соответствующих учений и командно-штабных игр, разработка гипотетических сценариев, некоторые из которых специально доводились до сведения потенциального противника, должны были побуждать его проявлять сдержанность.