Некоторое время тому назад возникла концепция философии истории, которая не без гордости заявляла, будто она открыла загадку культуры, изобретя не эмпирический, но по-настоящему спекулятивный способ описания различных форм культуры49. Эти формы действительно невозможно описать с помощью обычных методов логики. Они должны (согласно названной философии истории) постигаться интуитивно и раскрываться не аналитически, но физиогномически. Но подобный физиогномический метод разрушает веру в реальное единство культуры. Он показывает, что существование культуры возможно лишь в разнообразных ее формах, не связанных между собой ни со стороны мышления, ни со стороны чувствования, ни со стороны воли. И философия с этой точки зрения не должна искать этого единства и оставить веру в него. Не существует и общего субъекта культуры. Если мы говорим о человечестве как о таком субъекте, то это просто иллюзия. Для человечества не существует ни общей формы, ни общей цели. То, что мы называем культурой, должно быть разделено на различные образования, обладающие каждое своей душой, т.е. мы должны для них ввести понятие “душа культуры” (Kulturseele). Ни одну из этих “душ” нельзя сравнить с другой. У каждой из них свое собственное мистическое бытие, свое мистическое происхождение и своя мистическая цель — свои рождение, упадок, гибель.
Но, несмотря на крайний иррационализм существования культуры, мы можем не только наблюдать за ростом и упадком “души” какой-либо культуры, но и предсказывать их. Ведь (со-| пасно этим взглядам) универсум культуры управляется непогрешимым и неизбежным роком. И человек не в силах противиться этой судьбе никаким усилием воли или мысли. Он может раскрыть природу культурного процесса, но не может (в соответствии с вышеназванной теорией) контролировать этот процесс или попытаться отклонить его от предопределенного конца. Тем самым мы сталкиваемся с любопытным и удиви-1ельным обстоятельством, а именно: от нас ожидают, что в области истории мы принимаем теорию универсального метафизического детерминизма, тогда как философия природы и естественные науки готовы отказаться от такой узкой и жесткой формы необходимости и заменить ее другой, более критической концепцией каузальности.
Однако в настоящее время, не входя в общую проблему причинности, практически невозможно ввести в область культуры понятия предопределения и предустановленности, чтобы при этом не пожертвовать одной из наиболее ее отличительных и характерных черт50.
Культуру нельзя ни объяснить, ни определить в терминах необходимости, ее следует определять в терминах свободы — свободы, понимаемой не в метафизическом, а в этическом смысле. Однако отношение этого этического понятия к миру культуры весьма и весьма непросто. Проблемы философии культуры не принадлежат, так сказать, к тому же измерению, что и проблемы этики, и не могут непосредственно сводиться к системе нравственных норм и категорий. Конечно, обе эти сферы внутренне тесно связаны, но они несоотносимы во времени и пространстве. Поэтому определение относительных границ между ними, их взаимосвязи и их особенности оказывается одной из самых трудных проблем в развитии философской мысли. Позвольте мне, не входя в рассмотрение этой эволюции, проиллюстрировать мои слова единственным характерным примером. Обращаясь к Канту, мы могли бы сказать, что, несмотря на свои постоянные усилия провести самое тщательное разграничение между различными сферами деятельности и различными способностями человеческого разума, он не допускал мысли о действительном и строгом разграничении между проблемами философии истории и общей проблемой морали.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.