Во-вторых, «В силу того, что ученый не контролирует или не может проконтролировать направление, в котором будут применены его открытия, он становится объектом упреков и еще более несдержанных реакций в той мере, в какой эти применения порицаются властными органами и группами давления»[11]. Ярким примером тому может служить создание оружия массового поражения.
И, в-третьих, популяризация науки приводит к искажению первоначального знания. Из-за неспособности проверить предлагаемые СМИ научные факты, люди верят им. В конечном итоге, Мертон приходит к выводу о том, что если подобное положение вещей имеет место в обществе, значит «население в целом созрело для новых мистицизмов, облаченных во внешние одеяния научного жаргона»[12].
Так, установившийся культурный и социальный строй способствовал все большему отчуждению науки от общества за счет углубления ее отдельных направлений, вследствие чего начало зарождаться и возрастать недоверие к возрастающему числу научных фактов, предоставляемых обществу через средства массовой информации. В конечном итоге, мы подошли к тому этапу развития взаимоотношений науки и общества, когда «заимствованный авторитет науки становится могущественным символом престижа для ненаучных доктрин»[13]
Здесь происходит условное разделение науки на два направления: наука ради науки и наука ради прибыли. Академическая наука, как таковая, не перестает существовать, просто теперь значительная часть ее попадает в область интересов людей, готовых спонсировать различные исследовательские проекты. Наличие подобного интереса может крайне негативно сказываться на чистоте научного знания и на самой его «научности». Однако подобное положение дел, несмотря на возможные последствия, устраивает обе стороны. Ученые получают финансирование на проведение исследований, а заказчики – патент на результаты этих исследований, которые они могут использовать в дальнейшем для продвижения своей продукции на рынке. Таким образом, часть науки становится инструментом других институтов для достижения различных целей, а часть остается в определенном смысле «чистой».
Отсюда берет своей начало разделение функций науки на прединструментальные, инструментальные и неинструментальные, которое предложил Джон Зиман в своей работе «Неинструментальные функции науки». В начале своей статьи, давая понять, что в современном мире «наука ценится, прежде всего, как источник материального благополучия, национальной безопасности и общественного благосостояния»[14], Зиман, тем не менее, концентрирует внимание читателя на других, неинструментальных, функциях науки.
Одной из таких функций науки является формирование у людей новой картины мира. Однако, «удивительные открытия и картины мира»[15], которые будоражат человеческое любопытство, порождают стремление к удовлетворению интереса к неизведанному любыми доступными способами. И эти способы не всегда могут быть релевантными. Но, как писал Шюц, из-за нашей некомпетентности и возрастающей сложности научного знания мы готовы многое принимать на веру.
Другая функция, сформулированная Зиманом, - это научная рациональность. Современная наука привносит в общество элемент критической рациональности. Она формирует в сознании людей представление о том, что все релевантные заявления «должны быть логически последовательными и основанными на фактических данных»[16]. Но такая установка может ввести в заблуждение при обратной интерпретации. Фактические данные, представленные различными институтами, вовсе не означают релевантности того или иного заявления.
Третья неинструментальная функция науки заключается в формировании особого типа людей. С возрастанием популярности науки в обществе так же возрастает и авторитет ученого. «Их мнение как специалистов – наблюдателей, советчиков и консультантов – имеют большой вес»[17]. Это создает еще одно поле для ловушки, в которую могут попасться доверчивые обыватели. Образ ученого – один из наиболее верных способов заслужить доверие аудитории.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.