Досуг в России в XVI-XIX вв, страница 11

Все сходится. Обряд кумовления — это обряд женской солидарности, а кукушка — символ одиночества. Впрочем, обычай собирать яичную дань, обряжать зеленого человека и отправляться в рощу для общего обеда был не только у славян, но и у немцев.

В Троицу, отдав должное пышному церковному торже ству, народ продолжал те же увеселения: хороводы, угощение блюдами из яиц, украшение зеленью и венками. Как деталь: гадание на венках (венок бросали в воду, реку или озеро, если поплывет — добрый знак для девушки, если на месте кружит — в девках сидеть, совсем плохо, и маловероятно, если венок потонет); дарение венков возлюбленным. Или: девушки бросают в воду свои венки, а каждый парень пытается достать венок приглянувшейся ему девушки. Так косвенно, не теряя лица, давали знак о своих симпатиях: ведь каждый следил за своим венком или за венком своей симпатии.

Особняком стоит праздник в ночь с 23 на 24 июня — праздник Ивана Купалы. Я уже писал о противоестественном соединении в народном сознании языческого праздника Купалы с христианским праздником Иоанна Крестителя. Церковники переоценили возможности торжества своей веры над народным обычаем, а потом на протяжении ряда веков гневно возмущались поведением народа. Повод для таких возмущений более всего дают рождественские и купальские праздники. Дни солнцеворота издавна почитались как важный повод для народных обрядов. Церковь хотела обратить в свою пользу праздничный энтузиазм народа, но, как говорят, за что боролись, на то и напоролись. Оба этих периода года в народной мифологии почитались как время торжества всякой

86

нечистой силы, поэтому — было много действий для нивелирования злых сил.

И.М.Снегирев в своем исследовании простонародных обычаев и праздников цитирует очередного иноземного наблюдателя российской языческой дикости: "Пятый идол Купала, его же бога плодов земных бысть мняху, и ему прелестию бесовской омрачены благодарения и жертвы в начале жнив приношаху. Того же Купалу — бога, или истиннее беса, и досель по неким странам Российским еще память держится, наипаче же в навечерни рождения св. Иоанна Крестителя, собравшиеся ввечеру юноши, мужеска, девическа и женска полу, соплетают себе венцы от зелия некоего, и возлагая на главу и опояшутся ими. Еще же на том бесовском игрище кладут и огонь, и окрест его емшеся за руце, неистово ходят и скачут, и песни поют, скверного Купала часто повторяюще и через огонь перескачуще, самых себя тому же бесу Купала в жертву приносят" (С.168—169).

Негодующих описаний такого рода много: и в Стоглаве XVI в., и в упомянутом доносе псковского игумена Елизария. Картины сходные.

Уже днем 23 июня начинались гулянья, хороводы; местные музыканты, играя на гуслях, домрах, бубнах, сопелках, рожках и т.д., ходили по деревне. Плетение венков и гадания — в разгаре. Но главное беснование начиналось вечером: у реки, озера. Вода, огонь и зелень — три главных компонента праздника. Смысл двух первых — очищение от нечистой силы и устрашение ее, это и динамика, символ обновления и по философии древних — сущностные элементы всего. А зелень — приобщение к жизнетворящей и вечной силе природы. По всей Европе (на Карпатах и Альпах, на Дунае и Рейне, на Волге и Днепре и других реках) горели костры и вполне по-язычески устраивались игрища. Подобная картина есть в фильме А.Тарковского "Андрей Рублев", когда герой фильма стал нежеланным свидетелем языческого разгула, ибо был в монашеском звании.

Под вечер, после дневных беснований и игрищ, парни и девушки, женщины и мужчины собирались у реки. Зажигали костры, много костров. Купались обнаженными,

87

приобщаясь к природе. Пели и плясали у костров. Молодые пары прыгали через костер, взявшись за руки, загадывая при этом: если страх обжечься уступал место взаимному влечению и руки не разнимали, то была хорошая примета на счастливый брак. Отмечены случаи, когда ночью спускали с горы просмоленное зажженное колесо, символизирующее солнце, которое с этого дня идет на убыль.