Характеризуя этнические трансформации, исследовательская мысль практически совсем не задумывается над тем, что этнические взаимодействия всегда избирательны. Очаги цивилизаций первой волны были окружены первобытными племенами. И поскольку сложившаяся хозяйственная жизнь деревенской общины была в принципе несовместимой с жизнью первобытной общины, постольку их этническое взаимодействие носило исключительно внешний, либо силовой, либо основанный на взаимном интересе случайный (например, обменный) характер. Но дорийцы, арии и цюаньжуны, а также племена ди, принадлежащие к «скифскому миру», были преимущественно скотоводческими по характеру своей хозяйственной жизни, сочетающими пастушеский образ жизни с относительной (временной) оседлостью, собирательством, а иногда и с земледелием. Для коренного населения ослабленных и угасающих цивилизаций первой волны они, конечно же, были «чужеродными пришельцами», «варварами» и поначалу наиболее страшной угрозой. Но не забудем, что само коренное население вело «полуземледельческий, полупастушеский» образ жизни, в принципе вполне совместимый с образом жизни пришельцев. Различие между коренным населением и пришлыми племенами было различием между двумя типами цивилизаци-онного становления, способными к внутрихозяйственному взаимодействию и на этой основе сначала к этнокультурному, а затем и к социально-политическому единению. Если с этой точки зрения посмотреть на так называемые «темные века» и кажущиеся хаотическими процессы «смутного времени», то общая картина всего переходного периода приобретает закономерный и позитивный смысл — смысл стихийной и глубинной подготовки нового цивилизационного подъема. Именно в этот период, по крайней мере, в тех трех регионах, о которых у нас идет речь, закладываются объективные и субъективные предпосылки цивилизаций иного, радикально обновленного типа.
Цивилизации первой волны были еще внутренне гомоген-н ы: они вырастали на едином хозяйственном (земледельческом) основании, по отношению к которому пастушество, а точнее говоря, стойловое содержание скота, всегда оставалось вспомогательным, спонтанно вырастающим видом хозяйствования. Столь же спонтанно, по мере нарастающей необходимости, складывалось ремесленное производство, возникала торговля, а по всей вероятности, и система так называемой царской власти. И, наконец, в качестве субъективного основания в это время повсеместно выступает один и тот же интеллект оседлого земледельца и интуиция как способ его непрерывного обновления.
В процессе переходного периода столь же стихийно начинает складываться новое внутреннее, но уже гетерогенное основание, на котором в дальнейшем и начинают бурно развиваться цивилизации второй волны. Исходным элементом этого основания становится разнородность хозяйственной жизни нового этнического целого. «Пришельцы» принесли с собой столь же длительно и спонтанно складывавшиеся навыки и опыт кочевого скотоводства, выросшего из пастушеского способа жизнедеятельности. Перекочевав в местность, экологически выгодную для земледелия, пришельцы встали перед необходимостью либо перенимать опыт оседлого земледелия, либо искать новые экологические ниши, более благоприятные для сочетания земледелия со скотоводством, но уже не кочевого, а полупастушеского типа. Оптимум и был найден в переходе к более интенсивным способам земледелия (например, с использованием тяглового скота и железного плуга) в сочетании, например, с овцеводством. Вторым элементом этого же основания становятся ремесло и торговля. Разнородность хозяйственной жизни делает их специализированными формами личностного бытия, ориентированными на организацию элементарного и эквивалентного обмена между продуктами пастушества и земледелия. И, наконец, еще одним элементом складывающегося единого основания становится новый тип власти, внутренне разнородной по своему существу и потому возможной только через стихийно складывающуюся согласованность действий разных людей, живущих рядом друг с другом, заинтересованных друг в друге, но принадлежащих к существенно отличающимся друг от друга социальным общностям.
Второй особенностью интересующего нас переходного периода являются изменения в сфере субъективного отношения к тем переменам, которые произошли в реальной жизни людей.
Духовный мир кочевника, перешедшего к пастушескому образу жизни, отличался от духовного мира оседлого земледельца целой совокупностью черт, порожденных той средой его природного обитания и созданной его далекими предками культуры, в которую индивид был постоянно погружен. Если последовать за типологией восприятий, разработанной Леруа-Гураном, то способ восприятия пространства кочевником-скотоводом придется отнести к промежуточному типу. Это был «статический» и одновременно «маршрутный» тип. С первых и до последних дней своей жизни скотовод находил себя внутри одного и| того же циклически повторяющегося и в этом смысле неизменного Мира, — посреди бескрайней степи, над которой простиралось безбрежное небо. Но этот кажущийся вечным и бесконечным Мир не был для него внешним и чуждым: вслед за своим стадом передвигался и сам кочевник, ощущая себя составной частью этого мира и одновременно прокладывая по своему выбору и разумению путь от одного пастбища к другому.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.