Еще дальше уходит от глобального мифологизма «Илиада». Героями здесь становятся не только полумифические существа, наподобие Ахиллеса с его единственно уязвимым местом — знаменитой пятой, но и простые смертные люди, способные, однако, бросить отважный вызов самим богам. В «Илиаде», кроме того, появляется еще один «геройхг— внутренний мир человеческих чувств, нравственных переживаний и душевных страданий. Даже в Ахиллесе, этом мифическом получеловеке-полубоге, человеческое, сострадающее начало постоянно берет верх над божественным бесстрастием. Вместе с «Илиадой» впервые появляется и феномен авторства. И дело здесь не только в том, что историческая память сохранила для потомков имя Гомера. У «Илиады» действительно есть творец, композиционно оформивший поэму и сумевший выразить собственное, личностное отношение и к богам, и к героям. Авторские симпатии уже не на стороне богов, мотивами поступков которых являются злоба, зависть и коварство, а на стороне героев, вынужденных по прихоти бессмертных богов убивать друг друга. Тенденция, намеченная «Илиадой», закрепляется и еще более четко обозначается в VII веке у Гесиода в его поэме «Труды и дни». В центре внимания здесь уже не героика, а обыденный труд земледельца. И успех в состязании между людьми зависит уже не от избирательного покровительства враждующих между собой богов, а от собственной рачительности и рациональной организации своего хозяйства. И личная авторская позиция Гесиода выражена со всей определенностью: автор — зажиточный земледелец, использующий во время сезонных работ наемный труд, а за пределами этих работ озабоченный снаряжением своего корабля и продажей готовой продукции. А потому он осуждает и презирает бедность, устремлен к богатству и готов приносить жертвы богам лишь ради жизненного преуспеяния. Свидетельства наиболее перспективной формы преодоления безраз дельного господства мифологического мировосприятия мы находим i Китае, в частности, в самом древнем эпическом тексте, каким являета «Шицзин». По существу все песни этого древнего текста предполагают личностное отношение ко всему, что образует сложный и многообразный Мир, окружающий человека. Даже культовые гимны, например, «верховному владыке неба», и многочисленные гимны царям пропитаны этим эмоциональным отношением — лирическим чувством, благоговением и рационально осмысленной признательностью. Фигура царя находилась в полном соответствии с этим новым мировосприятием: царь стоял в центре вселенского круговорота — он правил по «небесному мандату»; он был «Единственный», поскольку только он являлся носителем мистической животворящей силы, которую в Китае обозначали термином «д э»; царь, наконец, считался одновременно властителем, святым и мудрецом. Неудивительно, что в духовной культуре Китая чем дальше, тем основательнее секуляризируется не только мифология, но и религия.
Анализ актуального содержания и исторически обусловленных различий эпоса в каждом из трех регионов, ставших предметом нашего внимания, важен не сам по себе, а для понимания тождества и различий процесса зарождения того всеобщего основания, на котором философия непосредственно возникает. Представленная в текстах новая духовная культура становится местом «сборки» не только разнородных этнических культур, но и тех предельных мысленных образов, вырастающих из существенно отличающихся друг от друга типов интеллекта и способов восприятия пространства. Статическая и динамическая установка; интуиция и вера; живое созерцание и воображение, основанное на логике родового м ы шления; непосредственное знание и знание, опирающееся на текст, — все эти начала обречены теперь на превращение в разнородные формы единого отношения к миру. Внутри этого этнически единого, но! множественного, а отчасти и разнородного по своим духовным т-, тенденциям основания в конечном итоге и возникает философия.
Анализ конкретно-исторических условий и обнаружение того всеобщего основания, на котором некоторые варианты духовного поиска обретают один и тот же инвариантный смысл, позволяет понять и те случаи регионального становления новой духовной культуры, которые трагически обрываются на стадии складывающейся предфилософии. В Месопотамии, например, где возникают самые древние на Земле цивилизации, их эволюция тоже приводит к разнообразной духовной культуре. Возникает и эпос, а вместе с ним зарождается и философский поиск. В «Эпосе о Гильгамеше» повествуется, например, о поисках бессмертия и впервые ставится вопрос о смысле человеческого существования. Для завершения этой наметившейся тенденции не хватило одного лишь, но исключительно важного условия — стабильности. Бесконечные войны и нашествия все новых и новых племен, стихийные изменения русел рек и многие другие обстоятельства подобного же рода привели к тому, что в Месопотамии так и не сложился ни единый этнос, ни единый язык. Легенда о великом Вавилонском столпотворении имеет, таким образом, не только религиозный, но и глубокий философский смысл. Завершающий удар по наметившейся тенденции нанесли походы Александра Македонского и последовавшее за этим господство более высокой греческой, а также иранской духовной культуры. Необходимость в самобытной философии в этом регионе так и не появилась.
5. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ФИЛОСОФИИ. ФЕНОМЕН МУДРОСТИ И РЕФЛЕКСИЯ НАД НЕЙ
Не разобравшись в предпосылках и условиях происхождения философии, нельзя понять, как ее появление стало возможным в принципе. Но никакие предпосылки и условия не в состоянии объяснить сам способ, каким философия непосредственно возникает. Главным вопросом становится поэтому вопрос о способе превращения некоторого множества исторически сложившихся субъективных и духовных инноваций в ту наличную и целостную форму мышления, которая впоследствии была названа философией.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.