Русская православная антропология и фундаментальные установки богословствования, страница 9

Это предполагает отказ от классической антропологии самодостаточного человека, так как в процессах энергийного самопревосхождения усилия че-ловека важны и необходимы, но переход в иной горизонт бытийствования может совершиться лишь с помощью Божией, которая не может необходимо следовать из дискурса. Ускользающий от вторичных репрезентаций опыт не снимается техникой, искусством или теорией. Теоретически невозможное воспроизведение экзистенциальных необналичивыемых событий может быть реальностью в личном общении, Встрече, которая "внутрення"и безмолвна. В апофатике содержиться мощный заряд экзистенциальной энергийности, которая "прорывает" плоскость всех содержательных определений выводя к прозрачному для культуры модерна бытийному опыту. Общая установка на то, что наличное бытие человека означает не ре-альность некоторой сущности, которая оставалось бы для этой сущности внешним, и не скрыто в трансценденции, а высказывается в его существова-нии, свидетельствует, что эта сущность не может высказаться посредством определенных содержательных моментов.

Апофатичность предполагает постоянное ограничение смыслопорождения. "Смысл входит через ворота хронотопа" Поэтому темпоральная машинерия, производство линейного времени, институацилзация времен специально сдерживается. Тонкая и глу-бокая традиция сдерживания дискурсивной императивности содержится в ядре православной духовности - исихазме. Но любые содержательные про-работки должны восприниматься конкретно апофатически, "косвенно". Для сохраниния апофатической установки требуются внедискурсивные личност-ные усилия "безмолвия" ("воздержания от суждений", "остановки внутрен-ней речи) и удержания в герменевтическом горизонте, то есть отстранения от Я структуры личности. Бытие-в-мире должно быть увидено вне однобо-ких центраций и примата образного облика. Апофатическое богословие из-начально предполагает личностность, незаместимость живого опыта и уча-стность понимателя. Бытийный способ существования человека характери-зуется самоотношением, то есть отношением к себе как образу и подобию Бога, которое предполагает отношение к нездешнему бытию к которому че-ловек устремлен вовне самого себя. Опыт Богообщения открывает полноту существования целостной, свободной личности.

За пределами концеп-туализаций и готовых рецептов возникает опыт, который нужно постоянно приобретать и удерживать. В этом опыте абстрактным и отчужденным пер-сонификациям противостоят живые участники общения.

На пути онтотранс-цендирования мысль становится все более немногословной. Опыт бытийной перемены предполагает осо-бое отношение к слову. Реально ориентированный апофатическими установками православный опыт хра-нит традиции этого опыта. В этом опыте любовь и внимание, меняющие онтологические установки, тесно связаны со словом. Исихия-безмолвие - не просто напряженное неговорение. Это реализация особой уста-новки. От евангельских времен поледователям Христа завещана не только простота, но и мудрость, пред-полагающая бдительное отношение к слову.

Установка на онтологическую существен-ность слова радикально влияет на коммуникативные стратегии. В целом со-циокультурные институциональные сдвиги рубежа веков предполагают для понимания отход от представления об универсальности катафатической ус-тановки. Они постоянно заявляют о себе через дискурсы, которые отстраня-ются от ориентации на словари нарраций, которые задают универсум куль-туры и проявляются в "очевидных" культурных феноменах.

Обращение к совершающемуся в сфере открытости и жизненной настроенности, где с че-ловеком случаются события, относительно которых невозможно дистанци-рование и сравнивание, которые не имеют оснований вне себя, а теоретиче-ские суждения о них всегда тавтологичны и ускользают от представления. В таких ситуациях идентичности прекращаются. Высказывание этого опыта исчерпывает субъекта и он исчезает, а с ним и привычные формы ориента-ции. Самоисчерпание самоочевидной фигуры субъекта "превращает" чело-века в "место непонимания".