Русская православная антропология и фундаментальные установки богословствования, страница 7

Одновременно в сфере секулярной философии происходят существенные перемены. Проект модерна теряет статус единственного ориентира. Постсов-ременное мышление, которое отчетливо прослеживается с возникновения феноменологии осваивает установки, которые в корне отрицают декларации и претензии модерна.

Измерения пост-современности - постистория, стиль постиндустриально-го общества, постсоциальность, посткультура, постфилософия предполагают не отсуствие идеального проектирования, а сдерживание эйфории по поводу смысловой опоры, т.е. ослабление позитивностей. А, значит, и хронотоп иде-ального проекта, который предстает как сфера должного, меняет масштаб.

Во-первых, за счет сомнений в единственности и универсальности линейного дискурса "сущности", "систематизации", "отбора", "исключенного третьего". Бинарная отранжированность в терминах противопоставления истины - заблуждения и вытеснение модальностей, виртуальных миров, сферы неставшего и закрытого для человека в подробностях и полноте бытия, теряют статус самоочевидных предпосылок.

Во-вторых, за счет осмысления и институционального включения ситуа-ции неожиданной и неприятной встречи с собой, которая заставляет сомне-ваться в единственности, универсальности и "естественности" социального состояния.

В третьих, акцентирование на пределах и обычно скрытых пустых местах классической культуры, открытие которых, заставляют сомневаться в исход-ных допущениях равномерности, нарративности, картинности.

Это изменения помогают увидеть вне гносеологического императивизма основные антропологические модели западной философии.

Данные сдвиги связаны с секулярной философской традицией, но они на-столько органично предолоевают установки модерна, что философия на за-паде сразу же обращается к возможностям открываемым данными герменев-тическими горизонтами в сфере антроплогии. Таково движение "Обновле-ния", диалектическая теология.

Это -заставляет обратиться к исходным интенциям православной антро-пологии. В частности лежащей за пределами рефлексии установке богослов-тсвования. "Пустым" место религиозной культуры была алтернативная ката-фатической, апофатическая (отрицательная) теология. Она фундирована пре-зумпцией невыразимости Бога позитивным, утвердительным способом и не просто задает отличные от схоластических пространства дискурсов, но предполагает иную установку по отношению к возможностям человеческого понимания и познания, которая задает не содержательно, но онтологически отличные дискурсивные практики. В пределах данной установки универсализм ограничен горизонтами здешнего бытия. Дискурсивная филиация сдерживается пределами неопатристики. Спонтанное схоластическое движение специально сдерживается. Усилия тратяться на сдерживание перехода границы представленности. Мистико-аскетический опыт дает возможность остановиться у предела интепретативности, на пороге представленности. Изначально в данной установке предполагается примат онтологической проблематики, доминирующей по отношению к этико гносеологической.

Апофатическая онтология фундируется представлениями о иерархично-сти бытия. Существование каждой вещи определяется ее "чином" "полнотой бытийствования" что и интепретируется как место на ступенях божественной иерархии. С богословской точки зрения мир определяется иерархией духов-ных авторитетов. Низшие "чины" черпают у высших силы для того, чтобы подняться выше, обрести более высокую степень духовности. В свою оче-редь "старшие" заботятся о "младших", помогая им в устремленности к бо-жественному пределу. Высшая ступень та, о которой уже ничего не может быть сказано - тотальность бытия или божественное "ничто". О нем невоз-можно никакое положительное суждение.

Очевидно, что учение о божественной иерархии ориентирует то, чтобы оценивать всякий феномен или существо прежде всего по полноте бытийст-венности, духовной значимости, а не по формальным признакам или по сте-пени утилитарной полезности. Символом апофатики может быть икона об-ратной перспективы, которая не утверждает собственной картинности, но вносит сомнение в универсальности картинных способов репрезентации бы-тия и кажется бессмысленной для классической культуры. Она выводит за пределы возможной маркировки по истинности, предполагая аналогичные критерии и в дискурсах.