Почему же этот жесткий выбор между Арием и Никеей был столь неизбежен? Ответ станет понятнее при более подробном рассмотрении некоторых сопутствующих обстоятельств. Ни один из защитников никейской веры не обладал таким глубоким пониманием всех нюансов данной проблемы, как Афанасий, поэтому именно к его трудам мы и обратимся. В рамках данной краткой работы было бы невозможно привести детальный анализ всех аргументов, которые он использует в своих основных антиарианских произведениях: в послании об определении Никейского собора (De Decretis), «О Дионисии…» (De Sententia Dionysii), в первых трех «Словах на ариан» (Orationes contra Arianos), во втором «Послание к Серапиону» (Ad Serapionem), в «Послании о Соборах…» (De Synodis), в окружном послании «К епископам Египта и Ливии» (Ad Episcopos Aegypti), «Свитке к антиохийцам» (Tomus ad Antiochenos) и «Послании к епископам Африканским» (Ad Afros). Мы лишь попытаемся проследить основные направления его мысли и проиллюстрировать каждый тезис некоторыми характерными цитатами.
Во-первых, и об этом обязательно нужно сказать заранее, главной заботой Афанасия было не столько сохранение самого слова ο‛μοούσιος, сколько того значения, которому ему придавалось[14]. Поэтому, несмотря на то, что он с течением времени все чаще и чаще употребляет термин ο‛μοούσιος, мы не можем говорить о существенных изменениях в его позиции: это слово лишь подчеркивало антиаринскую направленность его деятельности[15]. Основной смысл данного термина Афанасий видел в том, что вся полнота Самого Бога пребывает с нами и для нас во Христе. «Единая сущность (ου’σία)» означала для него то же, что и «единое Божество», «единое действие», «единое присутствие», «единая слава», «единая власть и энергия»: Сын есть все то же, что и Отец, разве что Отец остается Отцом, а Сын – Сыном[16]. В этом и заключалась принципиальная разница между позициями Афанасия и ариан, так как любое из вышеперечисленных утверждений было бы с точки зрения Ария абсолютно некорректным и ложным. И какими бы словами, эпитетами и формулировками это не выражалось, Арий и его последователи, в отличие от Афанасия, ни за что не признали бы, что Сын есть Бог в том же смысле, что и Отец.
Почему все это казалось Афанасию настолько важным? Почему он видел в этом articulus stantis vel cadentis fidei*? Какие гарантии, какую защиту против арианства несло в себе это слово? Что такого особенного содержалось в «ο‛μοούσιος τω˛̃πατρί», чего не было в Ариевой «πρω̃τονκτίσμα»? Разве Арий не считал, что Христос – это Слово Божие, и что все через Него сотворено? Неужели Арий не полагал Христа краеугольным камнем мироздания, связующим звеном между Богом и творением, примирившим их в Своем воплощении? Более того, подчинить Сына Отцу, поставить Отца во главу всего сущего, назвать наивысшей реальностью именно Отца, а Сына считать посредником между главой и всем остальным миром, было бы вполне логично и соответствовало бы духу раннехристианского богословия. Ведь и Сам Христос, как считали и арианская, и никейская партии, сказал о Себе в книге Притчей: «Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони… Я родилась прежде, нежели водружены были горы, прежде холмов» (Прит. 8:22-25). Какие же потери и опасности таились на том пути, который так уверенно прокладывал Арий? Ведь он не был гностиком вроде Маркиона, пытавшегося разрушить связь между сотворением и искуплением; не был он и докетом в традиционном значении этого термина, так как считал Христа человеком из плоти и крови; не был Арий и эбионитом, ведь он видел во Христе не просто великого пророка. «В чем же я погрешил?» – жалобно вопрошал Арий. И многие его современники полагали, что, несмотря на незначительные преувеличения и некоторую однобокость, позиция Ария была, в основном, вполне приемлемой. Так все-таки, была ли в ней нехватка чего-то важного и значимого?
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.