История создания Санкт-Петербурга, страница 38

Послевоенный энтузиазм ленинградцев, когда все их силы были брошены на восстановление, постепенно угасал вместе с надеждами на новую жизнь. В конце 1940-х – начале 1950-х Ленинград жил как бы по инерции. У него было отнято всё, чем он мог гордиться. Над городом довлело клеймо заговорщика, выжженное «Ленинградским делом». Жизнь проходила от собрания к собранию, от кампании к компании в атмосфере всё время нагнетаемой виновности (всеобщей и каждого в отдельности), которую ничем не искупить. Даже славу 900-дневной блокады теперь старались всячески приуменьшить. Горькой пощёчиной для блокадников стало закрытие Музея обороны Ленинграда. Экспозиции, создававшиеся стараниями не одного десятка людей, были варварски разгромлены, администрация музея репрессирована, а помещение передано другой организации. Многие ленинградские звёзды культуры и искусства находились в опале, другие арестованы или переехали в Москву. Так, Д. Шостакович переехал на постоянное жительство в столицу ещё 1945 г. Его переезд (как и других представителей творческой элиты) был санкционирован сверху – в ключе общей политики Сталина по культурному обескровливанию Ленинграда. В Москве застало композитора партийное постановление 1948 г., осуждавшее представителей «формалистического, антинародного направления» в музыке. Эта акция вычеркнула Шостаковича из авангарда советской музыки. Однако его не арестовали и оставили возможность работы в кино. Его сочинения нередко сопровождали фильмы послевоенных лет. (Почти все эти картины были сняты на «Мосфильме»). Главным ощущением того тягостного периода было чувство безысходности. Людям казалось, что эти беспросветные, унылые годы в истории ленинградской культуры будут тянуться вечно. Рутину и удушающее однообразие жизни нарушал только очередной юбилей какого-нибудь признанного «достаточно прогрессивным» классика отечественной культуры. Это была самая низкая отметка в истории самосознания и самооценки города на Неве с момента его основания в 1703 г. Теперь все надежды на возрождение петербургской легенды казались погребенными навсегда. Но, несмотря на глухо застёгнутый вокруг Ленинграда колпак, свирепствующие идеологические кампании и прочие реалии советской жизни, веяния из внешнего мира всё равно проникали сюда вместе с атмосферными массами с Финского залива и Балтики. В разгар борьбы с космополитизмом и преклонением перед «гнилым Западом» на Невском (традиционно олицетворявшем непослушание и ностальгию по прошлому) появляются первые стиляги, одетые под американцев: в брюках-дудочках, ботинках на трёхсантиметровом микропоре, с набреалиненными «коками» и проборами. Неправильная молодёжь подпольно слушает западную музыку, в городе «ходят» рентгеновские плёнки с записями Г. Миллера, Д. Эллингтона, Э. Фицджеральд, Б. Гудмана, Г. Джеймса и др. корифеев джаза.

Интеллектуальная атмосфера: течения, настроения, легенды