Принцип свободы как основание общей теории регуляции. Универсальный принцип, "творящий" жизненный и исторический процесс, страница 10

Следует сказать, что в марксизме, более всего его основоположниками, была предпринята попытка создать открытую, восприимчивую к нововведениям научную систему, естественно, на уровне своего времени - середины XIX века.

Маркс и Энгельс полагали, что они создали достаточно полную теорию общественного развития (исторический материализм) и противопоставили ее идеологии как искаженному и предвзятому (классовому) отражению действительности. Они полагали, что вскрыли действительные, глубинные причины исторического процесса и думали, что обществу в лице его большинства (пролетариата, эксплуатируемого трудового народа) достаточно осознать - с помощью "оружия критики" - свои истинные (т.е. "научно" обоснованные) интересы, чтобы совершить "скачок" - путем объединения сознательных пролетариев и с помощью "критики оружием" - в коммунизм, "царство свободы".

Выстраивая свою научную систему, они проделали колоссальную работу: решительно развели науку и религию, отвергли тезис о непознаваемости мира, "поставили с головы на ноги" диалектику Гегеля, выделили узловые моменты в истории человечества, переосмыслили большой массив естественнонаучных достижений своего времени.

В данном контексте важен второй пункт: отвергнув то, что в философии названо агностицизмом, они сняли на самом деле проблему границы между познанным и непознанным, поставленную Кантом. В самом общем виде, это - центральная проблема становления науки (как совокупности строго установленных и проверенных, как минимум, логически и эмпирически, т.е. сразу в нескольких системах координат, закономерностей, становящихся тем самым научными фактами, знанием достоверным), ее вычленения из совокупной сферы представлений, или мира отражений, из всего мира идей. В этом своем качестве доказанного, достоверного (но и постоянно "сомневающегося", подвергающего себя проверке) знания наука исходно и всегда противополагает себя идеологии (в узком смысле слова), противостоит ей.

Сняв данную проблему, основоположники марксизма перешли (неосознанно?) границу и дали толчок превращению марксизма в идеологию (здесь много переходных ступенек), не-науку в строгом смысле слова. Ленин завершил данный переход, объявив марксизм научной идеологией, т.е., во-первых, соединив несоединимое, во-вторых, поставив как бы под вопрос всю эволюцию человеческой мысли в том смысле, что "снял" эту границу. Из ленинской формулы, если исследовать ее со всей строгостью, вытекает несколько "неприятных" следствий: 1) марксизм перестает быть наукой; 2) данная идеология, становясь "научной", становится единственно верной (ибо именно достоверность есть главный признак науки); 3) в тенденции она вытесняет любые иные представления, идеи, порождает, говоря словами Э. Морена, "кошмар единообразного человечества", тем самым нарушает органический процесс воспроизводства в жизни общества.

В отличие от идеологии в узком смысле слова наука, по определению, противостоит и одновременно включает в себя необходимость как предмет в безграничном процессе познания, ни в какой момент времени она не может даже претендовать (оставаясь наукой) на то, что ею дана "полная" картина мира. Как видим, идеология и наука подчинены прямо противоположным логикам: первая исходит из необходимости и утверждает ее, вторая идет к необходимости, делая ее предметом своей "любознательности", ставит ее под вопрос, т.е. опровергает ее.

Поэтому с точки зрения идеологии (общества, личности как целого) наука закономерно выступает как "безответственная", "аморальная", а ее прорывы в сферу непознанного в истории нередко объявляются опасными, подлежащими запрету и даже аутодафе. Чтобы смягчить это реальное и в принципе неразрешимое противоречие, постепенно развивается этика науки, служащая как бы внутренним цензором. Одновременно протекают интенсивные процессы социализации и институционализации науки, что позволяет не только организовывать и "кормить" науку, но и контролировать ее. Корпорации ученых, помимо всего прочего, служат не столько средством развития науки, сколько средством контроля за ее развитием, которою по своей глубинной сути вообще неподконтрольно.