Место и роль человека в системе современных производительных сил. Человек как субъект и объект«Научно-технической цивилизации» в технократической теории Х.Шельского, страница 4

Знаменательна в этом отношении одна из заключи­тельных фраз книги     «Раздробленный труд»: «Нужно быть чрезвычайно наивным либо слепым, чтобы вооб­разить, что ликвидация всех исполнительских работ в обществе, где нет ни справедливых социальных инсти­тутов, ни мудрости, не повлечет за собой в качестве основного своего результата увековечение отчуждения".

Глава вторая.

ЧЕЛОВЕК КАК СУБЪЕКТ И ОБЪЕКТ

«НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ»

В ТЕХНОКРАТИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ Х. ШЕЛЬСКОГО

X. Шельский - один из немногих буржуазных теорети­ков, кто попытался не просто описать новые условия, сложившиеся для человека в век научно-технической революции, но разработать для изучения реальности, во многих отношениях беспрецедентной, ряд методологических  принципов.

Главное, что ставит его теорию особняком среди множества социальных учений, ориентированных в технократическо-сциентистическом духе, это попытки не­двусмысленно сформулировать философский вопрос, подспудно питавший всю огромную массу буржуазной философской и социологической литературы о научно-технической цивилизации, а именно: имеет ли еще смысл в изменившихся условиях продолжать настаивать на исторической самоидентификации человечества, на его  связи с собственным культурно-историческим прошлым? Шельский объявляет эти попытки бесплод­ными, антагонизм между образом человека, созданным европейской культурой, и беспрецедентными условия­ми порожденными развитием науки и техники, непре­одолимым. Вывод, который делает западногерманский социолог: наша эпоха требует «тотального разрыва с историей», сегодняшняя драма человечества вызвана в первую очередь тщетностью и бессмысленностью стремления людей сохранить, историческую преемственность сложившегося много веков назад типа культуры.

В этом, как  и во многих других отношениях, опуб­ликованная Шельским в 1961 г. статья «Человек в научной цивилизации» произвела среди самых широких кругов общественности впечатление разорвавшейся бомбы; вокруг тезисов Шельского в 60 - 70-e годы не смолкала ожесточенная полемика. Конечно, не потому, что технократическая ориентация в эти годы могла кого-либо удивить показаться скандальной. Сам Шельский давно приобрел извест­ность в качестве одного из ведущих социологов ФРГ, компетентного исследователя проблем семьи, религии, образования, здравоохранения, с 50-х годов - автоматизации. Итак, Шельский-социолог не вызывал ни не­доумения, ни протеста. И вот - небольшая статья, по­священная ситуации человека в современном мире, где Шельский-философ оказался антагонистом всех основных соци­ально-философских школ и направлений ФРГ, от ро­мантического культуркритицизма и «критической теории общества» до индустриальной социологии.

Философское осмысление Шельским проблемы показательно во многих отношениях. Прежде всего, очевидно его стремление учесть те реальные факторы, которыми идеалистическая философия человека до сих пор пренебрегала. Так, Шельский исходит из того, что невозможно, говоря о месте и функциях человека в современной научно-технической цивилизации, продолжать апеллировать к образу человека, созданному не­когда спекулятивной идеалистической философией; что эмпирические, частные вопросы теоретически должны быть подчинены чему-то превосходящему их по уровню обобщения; что составить представление о человеке сегодня невозможно иначе, как исследовав его поло­жение в производственно-технической сфере (и особен­но - на той высшей ступени, которая достигнута в условиях автоматизации), опираясь на весь комплекс изменений в сфере производства, в социальной и инди­видуальной жизни; что сущность техники сегодня уже недостаточно объяснять, исходя из понимания ее как дальнейшего использования человеком орудия, так как природные пределы человеческих органов раздвинулись настолько, что прежняя постановка вопроса о технике, о их «восполнении» делает разговор беспредмет­ным: именно сегодняшний беспрецедентно высокий, качественно новый уровень развития техники помогает нам понять ее «сущность», по-настоящему  вникнуть в техническое измерение западной цивилизации; наконец, что современному обществу предстоит преодолеть исторически образовавшийся разрыв между «культурой» и «цивилизацией».

Справедливо увидев помеху анализу взаимоотношений человека и техники на современном этапе в косном характере обветшалых идеалистических представлений, Шельский предлагает свою модель этих взаимоотношений, концепцию чело­века в новом единстве с создаваемым им техническим миром.

Прежде всего, Шельский стремится адекватно опре­делить место человека в технической цивилизации: человеку вовсе не противостоит технический мир как нечто чуждое, внешнее: уже очень давно человек имеет дело исключительно с собственным творением. Предме­том технического преобразования, реконструкции, со­здания заново давно стал именно мир искусственный, вторичный - и только он: с миром природным человек по существу уже не имеет дела с тех пор, как даже «сырые» материалы стали продуктом искусственного происхождения. В отличие от исторических эпох, когда можно было говорить о господстве над преднаходимым миром, сейчас сфера господства впервые создается са­мим господствующим. Однако, подчеркивает Шель­ский, распространенное мнение, что тем самым «мы находимся во власти техники, неверно: ведь техника не есть покоящееся  в себе, противостоящее человеку абсолютное бытие; это сам человек как наука и как труд... Человек при этом полностью подпадает под не­обходимость, которую продуцирует сам в качестве свое­го мира и своей сущности.

Надо сказать, что Шельский стремится вернуть со­временнику ясное осознание человеческого содержания технического прогресса, он вновь «очеловечивает» процесс, все более воспринимающийся как развертывание абсолютно автономных, давно уже чуждых человеку сил, следующих уже нечеловеческой инерции. У Шельского человек - это автор, демиург; это субъект техни­ческой цивилизации, технического могущества.