Место и роль человека в системе современных производительных сил. Человек как субъект и объект«Научно-технической цивилизации» в технократической теории Х.Шельского, страница 11

Вопреки материалистическому пониманию истории, в концепции Хюбнера техника почти не принимается во внимание в качестве составной части производитель­ных сил, материальной базы общества. Изменяющиеся подходы к технике - это «парадигмы» культурного со­знания эпохи; в концепции Хюбнера эти парадигмы не являются выражением объективного характера истори­ческого развития. Откровенная установка на реляти­визм связана у Хюбнера фактически с отказом от объективных критериев прогресса в истории, таких, как рост производительных сил, постоянное, в масшта­бе всемирно-исторического, приращение теоретического знания, рост технических средств и прочее. По Хюбнеру, все это преходяще, лишено преемственности. Система воззрений и оценок складывается в обществе всякий раз заново.

Неизбежным следствием подобного исторического релятивизма является то, что совершенно не выде­ляются ни те общие закономерности развития техники, которые обусловлены сменой общественно-экономических формаций, ни ее внутренние закономерности, ко­торые служат критерием различения исторических эта­пов в ее развитии. Последние относятся к собственной логике ее развития, которая исторически выразилась в следующей динамике, в следующих значительных переходах: от орудий ручного труда - к машинам, от машин - к автоматическим системам. Хюбнеровский анализ техники не имеет ничего общего с под­линно историческим ее рассмотрением. Между тем, как справедливо подчеркивал Р. Рихта, «только комплекс­ное осмысление развития техники, достигнутой ею наивысшей исторической ступени может пролить свет на сущность техники».

Неслучайно культурологический метод Хюбнера вы­глядит довольно эффективным, только пока он приме­няется к описанию техники на сравнительно ранних этапах развития, где она еще чрезвычайно тесно впле­тена в комплекс социальной и культурной жизни, традиционна, «статична», где ее еще трудно мысленно вычленить из повседневного уклада. Применительно к технике в условиях НТР подобный дескриптивный культурологический синкретизм невозможен, как не­возможно, с другой стороны, и технократическое гипостазирование фактора техники, сведения к нему всех сторон жизнедеятельности общества, социальной жиз­ни людей. При этом удельный вес техники в социокультурной системе настолько возрос, что если упу­скать из виду важнейшую связь между техникой и отношениями людей в сфере производства, т. е. не видеть значения реализации динамики технического прогрес­са в жизненной, социальной сфере, то техническое развитие действительно начинает выглядеть автоном­ным движением, развитием помимо человека, осново­полагающей и принудительной силой в формировании жизни людей.

Феноменология техники, описание множества дей­ствующих здесь факторов без определения важнейших движущих сил ее развития, оказывается явно недоста­точной.

Исходя из концепции обособленных фаз развития, неожиданных изменений и, по существу, несохранения в последующем предыдущего развития, Хюбнер ут­верждает, что подавляющее большинство философов до сих пор при анализе техники не проявили исторического подхода к ней.

Хюбнер приписывает К. Марксу тезис об «автоном­ном развитии техники», абсолютизацию роли произво­дительных сил в истории, идею автоматического про­гресса общества. Прогресс техники, пишет Хюбнер, будет все более полно удовлетворять человеческие потребности, которые якобы трактуются Марксом не­исторично как присущие неизменной человеческой при­роде. Как и большинство представителей буржуаз­ной философии техники, Хюбнер искажает суть и направленность учения Маркса. Опираясь на глубокий анализ истории техники, предпосылок и следствий ее развития, Маркс выявил важнейший закон историче­ского процесса - закон смены общественно-экономиче­ских формаций, вскрыл глубокий историзм развития техники в тесной связи с социальным прогрессом, с наиболее общими закономерностями развития произ­водительных сил и производственных отношений.

Для Хюбнера, с другой стороны, «неисторичен» философ-томист Ф. Дессауэр, поскольку тот полагал неиз­менной сущность человека - изобретателя, техника. «Историчны» М. Хайдеггер и X. Ортега-и-Гассет, «неисторичен» - Шпенглер. Несмотря на то, что Хайдеггер рассматривает технику как единую на все вре­мена онтологическую миссию человечества, в каком-то смысле даже ему предпосланную (что очень трудно признать историзмом в духе Хюбнера), тем не менее причины высокой оценки Хайдеггера со стороны Хюб­нера очевидны. Это - специфика историко-культурологического подхода, позволяющего обнаруживать резкие «сломы» в самосознании техники и характере ее раз­вития.

При этом довольно парадоксально, что для Хюбне­ра неисторичен Шпенглер, к которому прежде всего и восходят конструкции (и опыт выразительной художе­ственной «реконструкции»)   культурно-исторических комплексов. Правда, Хюбнер не принимает во внима­ние «Заката Европы», а ссылается на ту работу Шпенглера, где он непосредственно касается вопросов развития техники, т. е. брошюру «Человек и техника», с ее скудной упрощенной схемой «линейного» развития человечества, непрерывного процесса аккумуляции технической мощи.

Оценка Хюбнером всей предшествующей филосо­фии, меры ее историчности подводит к выводу, что ос­новная черта историзма, по Хюбнеру, - это утвержде­ние «субъективности» эпох, их (если прибегнуть к термину Шпенглера) «физиогномический» очерк, неповторимость. Техника в тот или иной период - феномен исторически случайный, не зависящий от предшеству­ющего развития, полностью самоопределяющийся в «системном множестве» - культурном синтезе, какой являет собой эпоха. Сама же историчность - это контингентность, однократность обособленных культурных эпох. Всякая система, которую возможно выделить в истории, содержит новые фундаментальные цели. Это связано, по Хюбнеру, не только с тем, что нет «вечных содержаний» разума, на которые эти системы могли бы опираться, но и с тем, что эти системы в своих осно­вах не коренятся в необходимости опыта. Иными сло­вами, их опыт не является исторически необходимым, в их смене нет никакой закономерности.