Место и роль человека в системе современных производительных сил. Человек как субъект и объект«Научно-технической цивилизации» в технократической теории Х.Шельского, страница 3

Однако, видя в автоматизации опасность еще боль­шей в конечном счете дегуманизации, Фридман впадает в другую крайность, приходя фактически к отрицанию каких-либо значительных изменений в характере че­ловеческого труда в обозримом будущем.

Пессимизм подобного рода был присущ и Поллоку. Но в отличие от Поллока Фридман не столь опреде­ленно связывает основные черты отчужденного индуст­риального труда с социально-экономической базой ка­питализма, с укреплением позиции правящей верхуш­ки финансистов и промышленников, с милитаризацией капиталистической экономики. Для Фридмана опасность прежде всего в альтернативности исторически сложившейся культуры и. лишенного «основы» мира техниче­ской цивилизации, в общем, кризисе человеческого со­держания культуры и труда. Он констатирует распад того синтеза физических и духовных возможностей, каковым являлся труд в истории человечества вплоть до утверждения буржуазной рационализации индуст­риального труда, кризис «поливалентного» индивида, ориентированного на выполнение универсальных задач. Кризис этот начинается с упадка ремесел. Однако тог­да это еще не было упадком культуры, поскольку фор­мы ремесленной деятельности в том или ином виде со­хранялись почти до начала индустриальных револю­ций, а в разностороннем развитии и сноровке многих работников промышленных цехов наследие ремесел обнаруживалось до самого недавнего времени.

Именно на основе подобной ценностной шкалы (оп­тимальное положение на которой фактически занима­ет ремесленный, сугубо индивидуальный труд) Фрид­ман расценивает перспективы дальнейшей эволюции труда. В этом смысле даже наиболее заманчивые перспективы автоматизации представляются ему вовсе не безопасными для человека. Так, он с глубоким недо­верием относится к идее, согласно которой тенденция к универсализации задач (если таковая сможет возоб­ладать над пока еще повсеместной тенденцией к специализации), синтез задач работника на новом уровне (например, надзор освобожденного от исполнительских функций работника, над сложнейшим автоматизированным устройством), современная и особенно будущая формы производственной деятельности приведут к по­становке задач более высокого уровня, чем уровень задач ремесленника.

Для Фридмана автоматизация воплощает в себе одну из основных опасностей, которую несет в себе на­учно-технический прогресс, а именно: полную ликви­дацию созидательного, деятельного участия человека в воспроизводстве своего окружения (поскольку он сможет его контролировать с помощью все более эф­фективной техники). «Экран» из аппаратуры, техники между миром и человеком становится все более плотным. Между тем присущие человеку потребности, способности, стремления остаются без приложения, деградируют. И в работе, и в досуге человек все больше склоняется к типу поведения, которое можно назвать нажатием кнопки. В дальнейшей перспек­тиве НТР Фридман усматривает усугубление кризиса индивида с его исторически сформировавшимися возможностями, разносторонними задатками и потребностями, которые нуждаются в удовлетворении и дальнейшем развитии.

Следует отметить, что присущая философской рефлексии Фридмана ностальгия по человеческому содержанию труда, идеал труда по подобию ремесленного, непременно связанный с сохранением былых форм ис­полнительского мастерства, - отнюдь не исключение и современной западной литературе: это - одно из во­площений культуркритицистской традиции, в случае дающей о себе знать даже в такой области, как индустриальная социология. Жизненность идеала из далекого исторического прошлого объясняется в зна­чительной мере существенными положительными чер­тами данного типа труда в его антропологическом, гу­манистическом измерении. Историки не случайно называют период расцвета ремесленничества - средние века - эпохой культуры труда, имея в виду труд наиболее завершенную форму самовыражения челове­ка в этот исторический период, труд как индивидуаль­ный процесс. Сама привлекательность этого труда проявляется отчетливее в настоящее время, вы­ступает на первый план по мере полного отрыва современного индустриального труда от этой антрополо­гической основы, исторической необратимости новых производственных процессов, изменения технологии.

Очевидно, что перспективы изменения характера труда раскрываются не в том направлении, в каком могло бы быть снято возникшее в ходе буржуазной индустриализации и все усугубляющееся противоречие между исторически сложившимися в европейском мировоззрении представлениями о человеке субъекте, с присущим ему творческим началом, о личностных способах реализации любой деятельности, «авторстве» творческих актов, - и осознанием глубокой, неявной, повсеместной детерминированности всей сферы человеческой жизнедеятельности опосредующими универ­сальными связями научно-технической цивилизации. Здесь - основа кризиса той культуры, которая ориентировала человека прежде всего на индивидуальное вы­полнение, осуществление им своей социальной роли, здесь же – причина утраты им ощущения ценности своего существования как личности.

В целом Фридман в традициях буржуазной социоло­гии рассматривает все  связанные с НТР явления  преимущественно под углом  зрения изменения технологического фактора, его одностороннего развития или прямого несоответствия человеку, исторически сложившимся культурным навыкам и потребностям людей. Это связано с тем, что буржуаз­ное общество, не давая человеку возможности самореа­лизации в труде, не пре­доставляет ему никаких форм самореализации вообще: ни в виде творческих элементов трудовой деятельности, ни в виде свободного технического, культурного самовыражения. Для Фридмана автоматизация, в опре­деленном смысле интеллектуализация, но не внося це­лостного смысла в труд, грозит отнять у работника то последнее, что еще может приносить ему физическое и моральное удовлетворение, тот минимум, в котором еще может проявляться индивидуальное мастерство.