Одной из отмечаемых Гонсалесом положительных характеристик Лютера была его готовность противостоять самым могущественным силам и властям своего времени, лишь убедившись в правоте своего дела. Но глубина этой «его убеждённости, его страстная приверженность истине и склонность к преувеличениям побуждали его использовать столь сильные выражения и отстаивать столь радикальные взгляды, что позднее он сам и его последователи будут об этом сожалеть»[46].
Лютеранский историк Льюис Спиц в своей работе уделяет внимание лидирующему положению Лютера в период Реформации, которое «было у немногих кроме него, но при этом он отличался непритворной естественностью. Он был прям, искренен и открыто для всех выражал свои глубочайшие чувства»[47]. По мнению исследователя, Лютер соединил в своём лице две главные реформаторские тенденции, имевшие место в Германии: во-первых, требование внешнего реформирования Церкви, которое бы покончило с церковными нарушениями и извращениями, и, во-вторых, «стремление к истинному духовному обновлению»[48].
Спиц описывает нам Лютера в качестве оратора и писателя, ставшего исключительно популярным в народе и выразившего народное разочарование, «нравственное возмущение и прямодушное недовольство римской курией, начиная с папы и заканчивая алчным духовенством и невежественным монашеством»[49]. Лютер был типичным носителем «средневековой богобоязненности, внушаемой страхом», и стремления, как самого Лютера, так и других реформаторов, внести изменения в церковную жизнь той эпохи не могут быть отделены от их стремлений сохранить свою принадлежность к Церкви»[50].
В целом, всё значение личности Лютера для истории Реформации Спиц выразил следующими словами: «Евангельская проповедь Лютера оказала потрясающее воздействие на поколение, искавшее основы для веры. Он стал теологическим Коперником, на основании христологии доказавшим, что наш мир вращается вокруг Сына Божия»[51].
Итак, мы видим, что все трое рассматриваемых нами историков признают, что Мартин Лютер не собирался произвести в Церкви великое потрясение. Однако этим их сходство в оценке роли личности Лютера и его учения и ограничивается.
Во-первых, как было показано, Йозеф Лортц, рассуждая о Лютере, видит в нём исключительно еретика, разрушившего единство Церкви и отлучённого от неё. Лортц постоянно обвиняет его в необычайном эгоцентризме, самомнении и гордыне. Вместе с тем, католический исследователь не склонен считать Лютера цельной личностью, а его учение каким-то монолитным. Как самого реформатора, так и его взгляды Лортц рассматривает как носящие одновременно и католический, и реформаторский характер. При этом историк пытается искусственно отделить католический элемент от реформаторского, очистить его от всего наносного. Остаётся не до конца понятным, для чего это делает Лортц. Видимо, к настоящему моменту уже стало невозможным отрицать наличие определённых богословских «заслуг» Лютера. Поэтому, чтобы не противоречить самому себе, католический исследователь вынужден объявить религиозные стремления Лютера по сути католическими, а получившийся результат этих стремлений – еретическим.
Во-вторых, протестантский исследователь Хусто Л. Гонсалес считает обоснованным вызов, брошенный Лютером папской системе Римско-католической Церкви и его правоту по многим догматическим вопросам, однако видит в нём непоследовательного реформатора, замечая за тем чрезмерную увлечённость католическими традициями: Лютер не сумел отказаться от излишней сосредоточенности своего учения на церковном контексте. В этом отличие Гонсалеса от Лортца. Тот считал реформатора виновным в отходе от церковных традиций и в недооценивании значимости Церкви во взглядах Лютера.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.