В начале 1861. г. население западных губерний империи оказалось в эпицентре стремительно разраставшегося польского восстания. Вопреки опасениям властей, освободительная борьба поляков не встретила поддержки в народной среде. Генерал-адъютант Назимов, информируя императора о введении военного положения в Виленской и Гродненской губерниях, докладывал 4 февраля 1861. г.: «Из всех уездов крестьяне присылают жалобы на ксендзов и помещиков, подговаривающих население к мятежу» (14). В ходе военных действий в западном крае местные жители охотно вступали в со8
трудничество с армейским командованием, указывая офицерам места дислокации польских отрядов и помогая в розыске и поимке «инсургентов» (15).
Несмотря на скорый разгром польского восстания, полонофобия в империи отнюдь не стихла, распространяясь по её пространству, как эпидемия.
Полонофобские настроения проникали повсюду. Сильнее всего ими были охвачены местности, куда ссылали участников польского восстания или просто неблагонадежных граждан Царства Польского.
Высланные во внутренние губернии поляки старались придерживаться друг друга. Они объединялись вокруг ксендзов (тоже сосланных). Поведение поляков повсеместно вызывало недовольство. Местные власти считали, что
«составляя везде между собою отдельные кружки, замкнутые от всех других обществ, они по-прежнему питают свои национальные замыслы» (16). Демонстративная закрытость польских общин порождала подозрения не только у властей, но и среди рядовых обывателей. Их беспокоило, что в местах проживания ссыльных «возникает особый польский мир среди русского народа»
(17). Вокруг поляков нарастали пересуды, ползли зловещие слухи…
Антипольский настрой в меньшей степени захватил крестьянские массы, нежели образованные слои. Однако и в народе полонофобия проявилась весьма заметно. Во всяком случае, когда западные губернии империи захлестнула волна пожаров (вскоре после восстания, в 1865 г.), появилось и быстро распространялось множество подметных писем и разного рода толков о кознях поляков (18). Отовсюду хлынули массовые обвинения поляков в намеренных поджогах (19). Мотивации выглядели неубедительными, тем не менее все «обвинители» сходились в том, что необходимо жестко пресекать
«преступные намерения» вчерашних бунтовщиков-инсургентов. Вот один из множества примеров: в 1865 г. в Новоархангельском посаде Херсонской губернии произошло несколько незначительных пожаров. Местные власти, единодушно поддержанные населением, возложили вину за случившееся на поляков — бессрочно-отпускного унтер-офицера Лещинского и его
15-летнего сына (20). Когда в сентябре 1866 г. в городе Сердобске Саратов9
ской губернии от крупнейшего пожара сгорело сразу 600. домов, тут же нашли «виновных» — сосланных поляков. От расправы их спас лишь спешный перевод под усиленным конвоем в другое место. Позже дознание выявило абсолютную непричастность поляков к поджогам (21).
В самом Саратове было инициировано что-то вроде «дела врачей». Трем докторам польского происхождения, работавшим в Александровской больнице, было предъявлено более чем серьезное обвинение: «Пользование нижних чинов оказалось весьма небрежно и даже умышленно неправильно, по вредному образу мыслей докторов-поляков Красовского, Рудковского и Малаховского, враждебное настроение которых к русским возбудило порицание военных властей и местного общества» (22).
Нагнетаемые молвой страхи перед польскими шпионами, поджигателями и отравителями побудили жителей Москвы приступить к формированию народной гвардии (!).
Многочисленные проявления полонофобии отмечались даже в частной жизни. К примеру, в Петербурге жена коллежского асессора Юрьевича потребовала отлучить собственного мужа от четырех несовершеннолетних детей, утверждая, что супруг, «как поляк, старается развить в них враждебные к русским чувства» (23).
«Московские ведомости» Каткова убеждали читателей, что пожары —
дело рук Польской революционной партии. Каткову вторили другие националистически ориентированные издания. Оппозиционная им газета «Голос», отвергавшая подозрения в адрес поляков, напротив, утверждала: «Эти случаи у нас явления обыкновенные, нравственная эпидемия, исторически наследственная болезнь русского человека, кроме классической его неосторожности —
национальная пиромания» (24).
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.