Нечаев Александр Борисович, 1963 года рождения, русский, православный. Имеет три высших образования: окончил Ленинградский технологический институт им. Ленсовета, юридический и исторический факультеты Санкт-Петербургского государственного университета. В настоящее время находится в должности юрисконсульта Санкт-Петербургского государственного технологического института. В научных изысканиях специализируется в области конституционного права, в частности - исследует вопросы взаимоотношения религиозных организаций и государства.
10 (23) февраля 1922 года советское государство принятием декрета ВЦИК "О порядке изъятия церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих"[1]. развязало, по известному выражению В. И. Ленина, "решительное и беспощадное сражение" [2]. с Русской Православной Церковью. Casus belli стал жестокий голод, ужасы которого обрушились на наше Отечество, только что пережившее бедствия гражданской войны. Летом 1921 года засуха поразила районы Поволжья и Предуралья, юг Украины и Кавказ. Население районов, пострадавших от голода 1921-22 годов, составляло 31 млн. 714 тыс. человек; из них голодало (на 01.04.1922 г.) 20 млн. 113,8 тыс. человек[3].
За протекшую с тех пор четверть века в центре внимания историков неоднократно оказывались события того времени, связанные с изъятием церковных ценностей. Увы, неизбежная политическая заангажированность советских исследователей, которые единственные могли в своих изысканиях хоть как-то опираться на недоступные другим авторам архивные источники, к глубочайшему сожалению, порождала у читателей естественное недоверие к их работам. Другие авторы, менее зависимые в своих суждениях, лишь косвенно могли реконструировать соответствующие события - ведь главным источником их исследований были свидетельские показания, крайне ненадежные хотя бы и в силу все той же политической заангажированности очевидцев. Нельзя сбрасывать со счетов и чисто идеологическую подоплеку, вольно или невольно, но присутствующую практически во всех научных и публицистических произведениях, посвященных теме изъятия церковных ценностей. Трудно поставить это в упрек публицистам - но ведь и почти никто из серьезных историков не смог удержаться на единственно приемлемой для исследователя позиции "sine ira et studio"[*]. Увы, увы, увы. На этой почве не могли, к сожалению, не появиться, не расцвести и не стать почти каноническими многие и многие мифы, легенды, порой мистификации, спекуляции даже, весьма вольно соотносящиеся с реально происходившим. И это верно не только в приложении к изъятию церковных ценностей - во многом на сегодняшний день мифологична вся послереволюционная российская история.
Но всему приходит конец и недавние известные русские политические события позволили и отечественным, и зарубежным исследователям получить, наконец, доступ в ранее закрытые архивные фонды. В последние годы было опубликовано большое количество доселе недоступных архивных материалов, позволяющих уже сейчас воссоздать хотя бы и в основных чертах произошедшее при изъятии церковных ценностей. Конечно, картина этого пока далеко не полна, пока не исчерпывает во всех подробностях бывшее. Полная реконструкция этих событий - нескорое дело нескольких поколений историков. Но уже сейчас очевидно, что господствующие в исторических кругах представления об изъятии церковных ценностей нуждаются в значительной корректировке.
Один из дискуссионных ныне вопросов - вопрос о числе репрессированных по уголовным делам, связанным с изъятием церковных ценностей. Еще со времен Карловацкого собора утвердилось, что при изъятии церковных ценностей погибло 2691 представитель белого духовенства и 5409 монашествующих (1962 монаха и 3447 монахинь) [4]. Эти цифры стали для многих практически бесспорными, не подлежащими никакой критике и в тех или иных вариациях фигурируют сейчас во многих авторитетных трудах, затрагивающих вопросы взаимоотношений Русской Православной Церкви и советского государства в двадцатые годы[5]. Есть и иные оценки количества репрессированных. Например, Вл. Степанов (Русак), отталкиваясь от приведенных цифр и принимая, что число погибших священнослужителей составляло приблизительно одну треть от общего количества репрессированных, оценивает число понесенных Русской Православной Церковью жертв в 25 (!) тысяч [6]. Отдавая должное огромной проделанной отцом Владимиром работе, автор настоящей статьи, тем не менее не может не отметить некорректность его оценок. Отец Владимир отнюдь не оспаривает числа уголовных процессов, связанных с изъятием церковных ценностей. 250 процессов - это цифра приводится им дважды [7]. 250 уголовных процессов - 25 тысяч расстрелянных. Делим одно на другое и получаем совершенно фантастическую цифру: на каждом уголовном процессе к смертной казни осуждалось в среднем 100 (сто!) человек подсудимых.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.