С.М.Соловьев и В.О.Ключевский - центральные фигуры пореформерной отечественной историографии, страница 3

Оба ученых видели в предмете своей науки действенное средство самопознания, исходили из факта внутренне обусловленного процесса общественного развития, имеющего всеобщий характер при сохранении неповторимой специфики для каждого отдельного народа. Но если Соловьев был убежден в безусловной познаваемости, безвариантности и неотвратимости проявления этих закономерностей (своего рода провиденционапизм наоборот), то Ключевский, с одной стороны, полагал, что современная ему наука в состоянии определить лишь "границы исторического познания", а с другой, -что "явления человеческого общежития реализуются законом достаточного основания, допускающего ход дел и так, и этак, и по-третьему, то есть случайно"(6). Ключевский выступал сторонником идеи многовариантности развития. Отсюда и несколько отличное от Соловьева решение вопроса о роли личности в истории: в рамках действия общих закономерностей ей предоставляется большая свобода выбора и произвола. Критикуя подобный подход Соловьева, Ключевский писал: "У Соловьева] схема процесса не снималась с явлений, а набрасывалась на них, как покрышка на сливки" (7). Излишнюю схематизацию в подходах Соловьева к изучению общественных закономерностей Ключевский объяснял общим уровнем российской науки середины XIX в. и остротой тогдашней полемики со славянофилами по этим проблемам.

Оба исследователя были сторонниками эволюционных путей общественного развития. В то же время их объединяло и понимание объективной природы европейских революций, направленных на уничтожение принесенных завоевателями феодальных порядков. В плане приложения этих выводов к конкретному материалу их взгляды могли далеко расходиться по таким, например, вопросам как этапы Великой французской революции, характеристика политики Наполеона I, Священного союза и др.

Ключевский предложил более усложненное и дифференцированное определение движущих сил исторического процесса (пожалуй, необоснованно он исключил из их числа специально выделенный Соловьевым "ход внешних дел"). Однако во многом расхождения этих ученых не выходили за рамки понятийного спора; реальное наполнение выделяемых факторов у них в основном совпадало. Сам Ключевский зачастую "облегчал" свои определения, почти дословно воспроизводя формулировки Соловьева(8).

Вслед за ним Ключевский выделял природно-климатические условия славянского населения в одну из основных составляющих причин общественного развития России; он разделял и известную антитезу природных условий востока и запада континента, повторил данную в "Истории России" характеристику роли речной системы на начальном этапе генезиса государственных отношений. В целом же в "Курсе русской истории" этой проблеме уделено значительно меньшее внимание. К тому же автор сумел более четко провести мысль об опосредованном влиянии природной среды на общественные отношения.

Ключевский повторил и заключение Соловьева о значении колонизационных процессов в российской истории, которые, по его мнению, объясняют основные явления политической и социально-экономической жизни, такие как перенесение столицы на северо-восток, возвышение Москвы, усиление верховной власти, чрезмерное отягощение "низших классов" и др. Рассуждения Ключевского о том, что крестьянская колонизация предшествовала, а не следовала за государственной не меняли общей картины.

Полное единодушие высказал Ключевский и с решением его предшественником проблемы взаимоотношений Руси с кочевыми народами. В "Курсе" повторен вывод о непримиримости "леса и степи", азиатского деспотизма с общественным прогрессом. С успехами стр. 148