В связи с этим, весьма странными выглядят те краткие замечания, которые высказывает Stead (там же, pp. 236‑237) об Афанасиевой доктрине творения. У него даже нет и упоминания об основополагающей идее Афанасия о творении как о непосредственном действии Самого Бога. Наоборот, он, во-первых, обвиняет Афанасия в «неточности» и недостатке «умозрительности», и в неспособности отличить творение ex nihilo от творения из чего-то сущего. Во-вторых, Афанасию приписывается, что он «не может представить себе божественное деяние в самом аутентичном смысле, когда все обретает бытие просто по слову Бога. Он утверждает, что Бог призывает все к существованию из некоторого состояния несуществования, которое понимается не как абсолютное ничто, но как некое нереальное бытие» (p. 237). С первым из этих двух обвинений можно согласиться только до некоторой степени, так как Афанасий, действительно, рассматривает и первоначальное сотворение мира, и его сохранение, и преобразование тварной реальности как различные проявления единой творческой силы Бога; и коль скоро Афанасия в первую очередь интересует тема творящей силы Божией, то он подходит к данному вопросу совсем не так, как Stead. Второе же обвинение не может быть верным ни в каком контексте, и те цитаты, которые Stead взял из Contra Arianos II 64 и I 36, а также приведенная им ссылка на De Incarnatione 4‑5, никак не подтверждают его заявления. Так, например, Афанасий пишет в Contra Arianos I 36, что «существа сотворенные (τὰγενη˜τα)… потому что из ничего приходят в бытие – имеют изменяемую природу» [Творения в 4-х томах, Т. 2. С. 223. – Прим. перев.]. При этом он вовсе не имеет в виду, что «приход в бытие» является каким-то изменением, как X, изменившись, превратился бы в Y. Он пишет, что изменчивость, благодаря которой X может стать Y, является свойством, присущим всему творению, и это вытекает из того факта, что все сотворено из ничего и, следовательно, не имеет в себе собственной онтологической основы. То же самое совершенно ясно изложено и в De Incarnatione 4‑5; и вообще подобные рассуждения являются общепринятым в четвертом столетии антиарианским аргументом, им пользовался не только Афанасий, но и многие другие (см., напр., De Trinitate Дидима Слепца в MPG 39, 512 Bf.).
[19] См. Contra Arianos II 65‑72, особенно 67: «Посему, род человеческий, как вначале получил бытие Словом, так Им же усовершается и восстановлен, и притом еще при большей благодати; потому что, восстав из мертвых, не убоимся уже мы смерти, но всегда о Христе будем царствовать на небесах. Совершилось же это, потому что само Божие собственное Слово, сущее от Отца, облеклось в плоть и соделалось человеком. Если бы Слово, быв тварью, соделалось человеком, то и человек все еще оставался тем же, чем был, не сочетавшись с Богом. Ибо, будучи созданием, мог ли бы сочетаться с Творцом посредством создания? Или, какая была бы помощь подобным от подобных, которые сами имеют нужду в той же помощи? Если бы Слово было тварью, то как имело бы Оно силу отменить Божий приговор и отпустить грех, когда у Пророков написано, что это принадлежит Богу?» [Творения в 4-х томах, Т. 2. С. 349-350. – Прим. перев.]. Та же самая мысль о новом качестве, обретаемом через искупление во Христе, изложена Афанасием еще более основательно в другом отрывке, отражающем самую суть его убеждений. «Ибо хотя не имеет нужды, однако же, сказуется как бы Сам приявшим, что приял по человечеству, чтобы опять, так как приемлет Господь, и так как на Нем почивает даяние, твердою пребывала благодать. Простой человек, прияв, может и лишиться приятого; и это видно стало на Адаме, потому что он, прияв, утратил. Но чтобы благодать соделалась неотъемлемою и постоянно соблюлась у людей, для этого Он присвояет Себе даяние…» (Contra Arianos III 38 [Творения в 4-х томах, Т. 2. С. 418. – Прим. перев.].)
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.