К вопросу о социологии государства и культуры. Принципиальные основания. Социологическое понятие культуры, страница 9

Жизнь меняется. Это вызывается уже ее биологической природой, стремлением экспансии сил, действующих в ней и создающих бесконечный круговорот народов, государств, классов, семей и отдельных людей. Это вызывается также уже упомянутым, всегда прогрессирующим процессом интеллектуализации и цивилизации, который непрерывно придает этому стремлению к экспансии сил новые формы рационализации и новые возможности деятельности; этот процесс непрерывно сдвигает условия отдельных областей жизни в их борьбе, меняет реальное положение и соотношение сил, непрерывно сдвигает общие предпосылки внешнего бытия, преобразует общий взгляд на жизнь извне, подобно тому как он в своем внутреннем развитии непрерывно трансформирует и воззрение на мир изнутри, бытие, как оно созерцается изнутри. Фактически мы пребываем внутри процесса, который все время длится, где быстрее, а где медленнее, в некоторых моментах истории и Земли как будто непрерывно, в других — вероятно, только с перерывом в тысячелетия, но всегда мы перед новым бытием, перед новой субстанцией, которые мы должны выразить в образе. Стремление выразить их в образе, сколь бы сложно оно ни было в своих истоках и оттенках, стремление, формируемое (оставляя в стороне непосредственно пережитое и созерцаемое бытие) меняющимися склонностями людей, культурными, религиозными, метафизическими основами, которыми обладает любое время, а свое собственное особенно, — перед ним новое бытие и ставит новые задачи в обновляющемся времени.

Очевидно, культурный процесс может, с этой точки зрения, и не быть процессом развития в обычном смысле, в нем не заложено материально данное последнее содержание, нет содержательно поставленной последней цели в себе, он не стремится к раз и навсегда данной форме бытия и к последнему содержанию бытия, созерцаемому в конкретности. Его задача становится, в значительной мере в результате преобразования и прогресса самой природной жизни, всегда новой и всегда поставленной в иной форме. Его суть может быть только следующей (по крайней мере, насколько мы, люди, можем понять его путь): всегда заново пытаться поднять в вечном потоке бытия эту жизнь до вечности и абсолютности; мы ощущаем, что они вознесены над жизнью и все-таки находятся в ней, и поднимаемся до абсолютности, ибо наше культурное чувство и действие не имеют ничего общего с относительностью, они стремятся к вечному. Но возвышенное, прекрасное и доброе или то, что мы при этом хотели бы считать истиной, есть не материально раз и навсегда данное, это—диадема, к которой мы прикасаемся и которую любое время пытается водрузить себе на голову; каждый раз она сияет не только над совсем различными ликами, но и сама всегда иная, и это разным временам удается понять по-разному. В этом нет прогресса.

Утверждали даже, будто условия для такого понимания, для преобразования представления о вечности в нашей жизни становились все хуже; трагичность культурного процесса состоит якобы в том, что мы, пытаясь воздействовать на формирование культуры, привносим тем самым в жизнь объективации, которые нас самих, в конце концов, разрушают, потому что они обретают бытие по своим собственным законам, и ему мы должны подчиниться вместо того, чтобы воплотить его в образе.