Медицина – «Первая наука о человеке», страница 3

Позднее появление новых теоретических построений в медицине стало определяться и обусловливаться уже не только напором нового эмпирического материала, не только стремлением привести в соответствие старые теоретические системы с новыми фактическими данными, но также необходимостью в согласовании новой теории с достигнутыми результатами всего человеческого знания. Медицина все более вплетается в общую ткань человеческого знания, и этот процесс идет все интенсивнее, несмотря на стремление ученых, а может быть благодаря этому стремлению, как можно более четко определить специфический круг своего собственного исследования. Объективные закономерности все более усложняющегося взаимодействия наук неизбежно приводили естествоиспытателей к философии, занимающей в силу предмета своего исследования своеобразное место в общей системе научных знаний. Таким образом, взаимосвязь философии и медицины, хотя и перестала быть столь очевидной и непосредственно бросающейся в глаза, как ранее, но не уменьшалась, а напротив, все более возрастала. Иными словами, нельзя представлять себе расчленение прежде единой системы человеческих знаний на самостоятельные отрасли как процесс взаимного удаления медицины и философии. Наоборот, основной тенденцией их взаимоотношения являлось их сближение и взаимопроникновение, как наук все более формирующихся и обретающих специфический предмет исследования. Неслучайно в натурфилософских работах Демокрита, Эмпедокла, Платона, Аристотеля, а позднее в сочинениях арабских философов Мохамеда бен Захарии, Ибн-Рошда можно найти немало страниц, посвященных медицине, а многие из них к тому же сами увлекались искусством врачевания. Фигура ученого-энциклопедиста в то время была скорее правилом, чем исключением, хотя и на этом фоне ярко выделялись столь разносторонне образованные философы, как Аристотель или Ибн-Сина.

Накопление новых фактических данных о строении человеческого тела, о его функциях, о разнообразных патологических явлениях в их отличии от нормы постоянно шло в тесном единстве с попытками объяснить эти явления теоретически, под углом зрения достижений других естественных наук и философии. При этом само накопление фактических данных во многом зависело от господствующего в обществе мировоззрения, от характера общественных отношений в целом. Так, например, развитие анатомических исследований в течение долгого времени наталкивалось на открытое запрещение церковью и феодальным государством производить вскрытия, расчленять человеческое тело, несколько позднее к этому добавилось осуждение вивисекции. Религиозное мировоззрение, таким образом, непосредственно вмешивалось в научное исследование, препятствуя ему обратиться к наблюдению, без которого в медицине не может развиваться подлинно научное знание. Вот почему исследования ученых, сумевших обойти официальные и религиозно-этические запреты своего времени, становились могучим оружием в борьбе с религиозным мировоззрением. Выдающиеся открытия Везалия, Гарвея, Мальпиги, Мажанди и многих других объективно носили материалистический характер, а мировоззрение этих ученых было стихийно материалистическим.

В условиях дифференцирующегося научного знания, когда происходит зарождение и развитие механики, физики, химии, и особенно биологии, теоретические обобщения ученых-медиков под влиянием прогресса науки все более трансформируется. Однако и в этих случаях борьба материализма и идеализма нередко определяла форму и характер обобщений.

Уже первым выдающимся ученым древности было понятно, что функции организма, его болезни и способы их лечения покоятся на основных свойствах жизни. Невозможно объяснить сущность патологических явлений, не разобравшись в сущности основных закономерностей жизни. Что такое жизнь, чем она вызывается и обусловливается, какие силы заведуют процессами, столь отличающими живой организм от мертвого тела, как связан живой организм с окружающей природной средой – все эти вопросы постоянно стояли перед теоретической медициной, начиная с ее возникновения. Вот почему борьба идеализма и материализма вокруг проблемы сущности жизни с самого начала захватила и медицину, хотя сама эта проблема носила, безусловно, общебиологический характер.

Начиная с Гиппократа (а по существу еще с древнеегипетской медицины), среди врачей прошлого получило широкое распространение учение о так называемой пневме. В течение многих столетий учение о пневме переходило из одной системы в другую, принимая то материалистический, то идеалистический характер в зависимости от господствующего в обществе мировоззрения, а также в зависимости от философских воззрений того или иного ученого.

Ученые-материалисты древности считали, что организм живет благодаря наличию материального первоисточника жизни, пневмы, т.е. особого невесомого и невидимого воздухоподобного вещества. Это особое вещество якобы поступало при вдохе в легкие, оттуда проникало в сердце и уже затем проникало во все части человеческого организма, стимулируя все жизненные процессы вплоть до мышления. Гипотеза о наличии пневмы, как особо тонкой материи, входящей в состав воздуха и являющейся стимулом жизненных процессов, последовательно вытекала из основных принципов наивного материализма и стихийной диалектики древних, конкретизируя мысль о материальном единстве всей природы как живой, так и неживой. Учение о пневме долгое время трактовалось материалистически, помогая на уровне знаний того времени осознавать не только объективный характер жизненных процессов, но и качественно отличающиеся друг от друга процессы. Так, уже Эразистрат требует признать существование не одной, а двух различных пневм – животной, помещающейся в сердце и порождающей физиологические функции организма, и психической, помещающейся в мозгу и перерождающей все душевные явления. Гален насчитывал уже три пневмы – физическую (первичную), жизненную (переработанную в сердце) и психическую (еще более утонченную в головном мозгу). Несмотря на наивный характер этого учения, в нем содержалась глубокая идея о необходимости различать между собой физические, биологические и психические процессы.