Русская литература 60-х годов XIX века, страница 6

Динамика народной жизни, ее шумное и пестрое многообра­зие, разноголосие народных характеров и народных идеалов не стали предметом первостепенного внимания русского классиче­ского романа, но получили разностороннее освещение в циклах, которые позволяли автору сохранять контуры единой художест­венной концепции при гораздо более широкой, чем в романе, ин­дивидуализации изображаемых героев. Именно потому очерковая литература о народе существует у нас одновременно с развитием романа, отчасти готовя его появление, но и постоянно конкурируя с ним.

Русская критика 60-х годов XIX века

Русская критика второй половины XIX века развивается дра­матично. Общественная жизнь страны в это время необычайно усложнилась. В ходе подготовки и проведения антикрепостниче­ских реформ возникло множество политических направлений, ко­торые спорили друг с другом. Пестрой, многослойной оказалась и картина литературного процесса. Поэтому и критика стала бо­лее разноголосой по сравнению с эпохой 30—40-х годов, когда все многообразие критических оценок покрывалось авторитет­ным словом Белинского. Подобно Пушкину в литературе, Белин­ский в критике был своеобразным универсалом: он совмещал в оценке произведения и социологические, и эстетические, и сти­листические подходы, охватывая взором литературное движение в целом.

Во второй половине XIX века критический универсализм Бе­линского оказался неповторимым. Критическая мысль специали­зировалась по отдельным направлениям и школам. Даже крити­ки наиболее разносторонние, обладавшие широтой общественно­го взгляда, уже не могли претендовать не только на охват лите­ратурного движения во всей его полноте, но и на целостную интерпретацию отдельного произведения. Литературное разви­тие в целом и место в нем отдельного писателя раскрывалось те­перь всей совокупностью критических оценок. Аполлон Григорь­ев, например, споря с добролюбовскими оценками А. Н. Остров­ского, подмечал в творчестве драматурга такие грани, которые ускользали от Добролюбова в связи с различием их обществен­ных взглядов и эстетических позиций. Критическое осмысление творчества Тургенева или Льва Толстого нельзя свести к оцен­кам Добролюбова или Чернышевского. Работы Н. Н. Страхова об «Отцах и детях» и «Войне и мире» существенно углубляют и уточняют их. Глубина понимания романа И. А. Гончарова «Об­ломов» не исчерпывается классической статьей Добролюбова «Что такое обломовщина?». А. В. Дружинин вносит в осмысле­ние характера Обломова значительные уточнения. И нам важно учесть при изучении литературы XIX века весь спектр разноре­чивых критических ее оценок современниками. Без знания этих оценок наше восприятие классики окажется антиисторичным, субъективным, искаженным. А чтобы разобраться в причинах разных подходов к оценке одного и того же произведения, нужно иметь предварительные сведения о характере общественных убеждений критика и о своеобразии его эстетической позиции.

Западники и славянофилы. Русская общественная мысль вто­рой половины XIX века бьется над решением вопроса о путях развития России. Могут ли они быть простым воспроизведением

путей Западной Европы или Россия имеет свою особенную судь­бу? В решении этого вопроса русская общественность размеже­валась на два течения—западническое и славянофильское. За­падники полностью принимали реформу Петра Великого и счи­тали, что Россия должна и далее идти западным путем. Славя­нофилы видели в петровских реформах попытку насильственной европеизации и полагали, что в дальнейшем своем развитии Рос­сия должна опираться на собственный тип культуры, вырастаю­щий на духовной почве православия.

И славянофилы, и западники были патриотами. Когда в 1861 году, вслед за А. С. Хомяковым, скончался «рыцарь сла­вянофильства» К. С. Аксаков, западник А. И. Герцен, сказал:

«Да, мы были противниками их, но очень странными. У нас бы­ла одна любовь, но не одинаковая. У них и у нас запало с ранних лет одно сильное безотчетное, физиологическое, страстное чув­ство, которое они принимали за воспоминание, а мы за пророче­ство — чувство безграничной, обхватывающей все существова­ние любви к русскому народу, к русскому быту, к русскому складу ума. И мы, как Янус или как двуглавый орел, смотрели в разные стороны, в то время как сердце билось одно».