Русская литература 60-х годов XIX века, страница 2

«Детские годы Багрова-внука», 1858) готовит «ростовскую» тему «Войны и мира». Но если роман-эпопея Толстого выходит за пре­делы семейного круга Ростовых и Болконских к поискам более широкого национального и общечеловеческого плана, то у Аксакова «багровская» тема локализована, замкнута в самой себе. Ф. М. Решетников в повестях и романах из народного быта («Подлиповцы», «Где лучше?») изображает крестьянскую Россию в движении и развитии, предвосхищая динамику групповых на­родных образов в «Войне и мире». Но и у Решетникова народный мир не включается в связь с широкими, общенациональными сти­хиями бытия. Роман Тургенева о нигилисте «Отцы и дети» подни­мает волну антинигилистической прозы. Но, пожалуй, за исключе­нием «Некуда» Н. С. Лескова и «Взбаламученного моря» (1863) А. Ф. Писемского, вся она схватывает и абсолютизирует лишь сла­бые стороны базаровского типа, доводя его до карикатурности. Тенденциозное изображение нигилистов в романах В. П. Клюшни-кова («Марево», 1864), В. В. Крестовского («Панургово стадо», 1869) связано с более консервативными, чем у Тургенева, полити­ческими взглядами этих писателей, с крутым поворотом вправо после петербургских пожаров 1862 года и польских событий 1863 года всех русских либералов.

Но в то же время за этой тенденциозностью скрывается и дра­матизм исторического развития всей литературы 60-х годов. Худо­жественный анализ одной стороны жизни, одной грани обществен­ного явления оборачивается для многих писателей утратой полно­ты и всесторонности.

Аналогичное противоречие возникает в беллетристике револю­ционно-демократического лагеря, в целом восходящей к роману Чернышевского «Что делать?». Н. Ф. Бажин, например, в романе «Степан Рулев» продолжает «рахметовскую» тему: главный герой, разночинец, странствует по Каме, знакомится с жизнью бурлаков, раскольников-крестьян. В романе есть глухие намеки на опасность предприятия, ради которого Рулев, подобно Рахметову, отрекается от личного счастья, от любви. Но в отличие от Чернышевского герой Бажина лишен рахметовской цельности и монументальности. По существу, здесь берется и подвергается детальному художест­венному анализу лишь одна страница биографии «особенного че­ловека».

Более объемно концепцию Чернышевского реализует И. В. Омулевский в романе «Шаг за шагом» (1870). Главный герой его—раз­ночинец Светлев. Будучи революционером, он исповедует прин­цип «шаг за шагом» и не чуждается «малых дел». Возвращаясь по окончании Петербургского университета на родину, в провинци­альный сибирский городок, Светлов заводит бесплатную воскрес­ную школу, организует медицинскую помощь бедным людям, вызволяет женщину из семейного рабства, словом, ведет жизнь, ти­пичную для «новых людей»—Лопухова, Кирсанова и Веры Пав­ловны. В то же время Светлов держит в уме революционную, рахметовскую цель: вступает в дружеские связи с политическими ссыльными, принимает участие в бунте фабричных против управ­ляющего. В отличие от Чернышевского герои Омулевского более приземлены и наделены чертами обыкновенных людей, погружены в атмосферу повседневной жизни провинциального городка. Но

это «обмирщение» угрожает героям Омулевекого своего рода из­мельчанием: уходит из романа философский аспект, приглушается романтическая монументальность и освободительный пафос. Обре­тение и здесь оборачивается некоторыми утратами: «очеловечи­вая» характер революционера, Омулевский возвращает ему неве­домую Рахметову полноту связей с повседневным течением жизни, но за счет снижения рахметовской универсальности, явившейся нормой и образцом для многих поколений революционных борцов.

Писатель эпохи 60-х годов сталкивался с необходимостью ху­дожественного осмысления необыкновенно подвижной и текучей стихии бытия: ведь, по характеристике В. И. Ленина, в России тех лет «в несколько десятилетий совершались превращения, заняв­шие в некоторых старых странах Европы целые века». Достоев­ский не случайно называл себя писателем, одержимым тоскою по текущему, а Тургенев, отличавшийся необычайной чуткостью к смене различных умственных течений в образованном слое русско­го общества, в письме к К. С. Аксакову заявлял: «Простота, спокойство, ясность линий...—все это еще пока идеалы, которые толь­ко мелькают передо мной... Жизнь торопит и гонит—и дразнит и манит... Трудно современному писателю, особенно русскому, быть покойным — ни извне, ни извнутри ему не веет покоем»².