“Отец: Но что более интересно - это то, что кто-то вроде Конрада Лоренца может говорить о коммуникации связей между гусями и сам превращаться в гуся у доски - это более полный доклад о гусях...
Дочь: И он говорит с аудиторией о доминировании в то же время. Человек говорит о гусе, о связи, о связи между людьми...” (4).
Р.Д.Лэнг, Э.Эстерсон, Т.Зац в своих исследованиях роли коммуникации в возникновении шизофрении показали, что научение ребенка правилам многоуровневой коммуникации происходит именно в семье, и что шизофреники вырастают в семьях, где правила этой коммуникации нарушаются особенно грубо. Где означаемое противоречит означающему, где смысл не скользит по поверхности сингулярностей, но проваливается в бездну хаоса. “Семья - это инструмент так называемой “социализации”, т.е. приобщения новичка к правилам поведения и опыту, которые в основном уже “приняты” (18). Шизофрениками становятся, не имея возможности получить обратную связь на уровне правильной, нормальной мета коммуникации. Такую возможность дает диалог и в этом его несомненная роль в создании Без-опасности, в научении строить поверхность.
Говоря о коммуникации, Соссюр выделял означаемое понятие, означающий психоакустический образ и соотношение понятия/образа-знак (3), именно за знаком оставляя право задавать правила прочтения. Часто роль знака играет довербальное, аналоговое послание. В зависимости от выражения лица фраза “Я рад тебя видеть ”может означать “Я рад”, “Я не рад” и множество переходных состояний между этими полюсами. “Не рассказывай мне, что случилось, покажи, как это было” - говорил основатель психодрамы Морено. Изучая проблему творчества, он выделил два ключевых условия, необходимых для возникновения креативности: “спонтанность” и “текущий момент”. “В психодраматическом смысле спонтанность предполагает способность свободного движения в заданном направлении, а следовательно она не чужда контроля над собой” (10). Именно в игре диалога с ее текущим моментом ребенок может быть спонтанен, а следовательно способен научиться улавливать сиюминутно возникающие дистинции и правильно расставлять знаки препинания в коммуникации. “Культурные консервы” - книги, картины, музыка и даже принятые модели поведения не способны научить его этому.
Милтон Эриксон как-то лечил мужчину, болевшего шизофренией. “Однажды он подошел ко мне и сказал: “Здесь что-то не здорово не так. В каждой книге, на каждой странице написано мое имя”. Он открыл книгу и показал мне: ДЖОН ТОРНТОН. На каждой странице он находил свое имя. Я согласился с этим и показал ему, как на каждой странице можно прочитать: МИЛТОН ЭРИКСОН. Я попросил его помочь мне найти имя доктора Хью Кармайкла, Джима Глитгона, Дэйва Шакоу. Мы могли прочитать на этой странице практически любое имя, какое только приходило ему в голову. Джон сказал: “Эти буквы относятся не к имени, они относятся вот к этому слову!” (22).
У шизофреника соссюровская триада: понятие, образ, знак образует не цепочку, как при нормальной коммуникации, а набор самостоятельных, хаотично связывающихся между собой элементов. Нарушение первичной коммуникативной структуры превращает язык в подобие странных игр Кэррола, где каждый начинает и заканчивает, когда захочет, мячи для крокета оказываются ежами, а ворота перемещаются вдоль поля. Лишенный поверхностной организации язык приобретает физичность глубины. Каждое слово немедленно воздействует на тело, разлагаясь на шумовые, пищеварительные или экскрементальные куски. Фонетические элементы материнского языка, лишенного смысла, становятся ранящими симулякрами, одновременно подающими знаки привязанности и отторжения. При таком типе языка каждое событие реализуется, пусть даже в форме галлюцинации. Одновременные команды: ты мне нужен, защити и ты опасен, умри, выполняемые буквально, не оставляют иной возможности, кроме аутизма с его полным несоответствием психического содержания галлюцинаций и физически проявляемым поведением.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.