Истина как «несокрытость»: греческая прелюдия. Сущность истины и истина сущности: «двойная» связь истины и свободы в докладе «О сущности истины», страница 7

Итак, Хайдеггер истолковывает согласованность между высказыванием и вещью — истину как «правильность» — из «открытого поведения» человека или из его свободы, рассматриваемой при этом не как своего рода «негативная» свобода или несвязность действия и не как «позитивная» свобода для выполнения должного, но как некоторое первичное событие свершающейся истины (здесь очевидна скрытая полемика с кантовс-кой концепцией действительности свободы, изложенной в его «Критике практического разума»). Таким образом, свобода оказывается сущностью истины. Решающий момент здесь связан с изменением смысла свободы — переход от действительности свободы как поступка к возможности свободы как онтологического принципа, «качеством» которой является сам человек. В результате мы получаем доступ в первоначальную сферу истины, где возможность свободы открывает себя как «допущение бытия» сущего. Таким образом, мы имеем дело не с метафизичностью сущего «в целом», а с «несокрытостью» сущего как пространства, в котором является или осуществляет себя истина как событие. Этот смысл осуществленности бытия как события, в котором фундирован метафизический смысл истины как правильности или согласованности, Хайдеггер и называет «несокрытостью» или «алетеей».1

Сделаем некоторые предварительные обобщения. Хай-деггеровское понимание истины — это возвращение к первоначальности основания как такового. «Согласованность» предполагает первоначальную истину бытия, в которой она фундирована. Истина бытия для Хайдеггера — это онтологическая истина, а «согласованность», в этом смысле, — истина онтическая, модусами которой будут уже частные научные истины. Место истины в собственном смысле не в вещах и не в человеке, но именно в Dasein, как открытости самого бытия. Человек может быть источником истины лишь потому, что им правит бытие. «Раскрывающая» истина, истина как «несокрытость», это не действие человека, а событие свершения бытия, человек лишь участвует в этой «несокрытости» или истине бытия. Но, с другой стороны, в этой причастности истине человек становится не ее рабом, напротив — он впервые становится свободным, обретая в истине собственную самость. Внемля правящему и раскрывающемуся бытию, будучи открытым ему, человек свободен. В этом смысле истина свершается, устанавливая свободу, и сама свобода проистекает из истины. Это увязывание истины со свободой, прояснение сущностной связи между ними составляет, как представляется, решающий методологический ход Хайдеггера в этой работе. Обобщая его, мы имеем следующую «схему» связи истины и свободы.

Свобода как внутренняя возможность для «открытого поведения» человека в мире является основанием традиционного понимания истины как согласованности между высказыванием (представлением) и вещью или «правильности». Основанием же такой свободы, в свою очередь, является исходная «открытость» мира или истина бытия. Такая свобода, как пребывание посреди «открытости» мира, в истине бытия, как мы пытались это показать выше, онтологически первичнее той субъективной свободы, которая есть просто качество или свойство человека. Свобода в данной «схеме» является как бы опосредующим звеном в соотношении двух понятий истины: истины бытия и предметной истины сущего. Сам Хайдеггер так обобщает принципиально двойственный характер этой взаимосвязи: «Свобода является основанием внутренней возможности для правильности лишь в силу того, что она получает свою собственную сущность от более первоначальной сущности единственно существенной истины».157

Таким образом мы имеем как бы двухшаговую структуру вопроса об истине. Первый шаг: истина как согласованность и открытое поведение как ее внутренняя возможность. Второй шаг: свобода как сущность истины и допущение бытия, приводящее к сокрытию сущего в целом и обнаруживающее неистину как сущностную черту истины, как ее (свободы) основание.