Истина как «несокрытость»: греческая прелюдия. Сущность истины и истина сущности: «двойная» связь истины и свободы в докладе «О сущности истины», страница 3

Через много лет Хайдеггер вновь обратится к классическим греческим философским текстам, пытаясь обнаружить уже в них первоначальный смысл истины как «несо-крытости», и тот решающий переход, посредством которого это первоначальное понимание истины трансформировалось в «правильность» или в теорию соответствия. Этот сдвиг будет найден «поздним» Хайдеггером уже до Аристотеля — у Платона, в работах которого присутствуют одновременно два смысла истины — как «несокрытости» и как «правильности» суждения или высказывания.

Классическое понимание истины как «соответствия» или «правильности» берет свое начало, полагает Хайдеггер, именно в философии Платона. Поскольку для него все то, что действительно есть, все это есть «идеи», видимые особым умственным взором «виды» вещей, постольку «правильный» способ видения, усматривающий сквозь преходящий мир вечные идеи, для него более важен, чем (феноменологическое) видение «раскрывающей» силы «самих вещей», сама «несокрытость» («aletheia»): «Истина уже больше не есть в качестве непотаенности основная черта самого бытия, но вследствие ее впряжения в упряжку идеи стала правильностью, отныне и впредь — характеристикой познания сущего. С тех пор имеет место стремление к „истине" в смысле правильности взгляда и его направленности. С тех пор решающим во всякой принципиальной позиции относительно сущего становится приобретение правильного воззрения на идеи».146

Работа «Учение Платона об истине» вызывает особый интерес не только из-за ее сосредоточенности на идее истины в смысле «несокрытости», но и потому, что здесь Хайдеггер наиболее подробно и тщательно анализирует исторический переход, изменивший сам первоначальный смысл истины — переход в определении истины от «aletheia» («несокрытость») к «orthotes» («правильность»), осуществляющийся в подчинении «aletheia» «идее». В конце этого текста рассматриваются последующие трансформации, которые истина претерпела уже после Платона, от Фомы Аквинского до Ницше. Эти принципиальные изменения в понимании сущности истины, произошедшие начиная с Платона, и кладут начало собственно истории европейской метафизики.

Однако еще позднее Хайдеггер, обращаясь к самым истокам греческой мысли, будет утверждать, что и Платон уже находился полностью под влиянием второго — «технического» — смысла истины. И это напряжение между двумя смыслами истины он обнаружит еще у Анаксимандра.147

Что касается самого хайдеггеровского диалога с греческой мыслью, то смысл его заключается отнюдь не в попытке более точного прочтения исторического наследия европейской  культуры,148  но в непрерывных усилиях достичь подлинной историчности самого мышления, достичь начала. В небольшом тексте «Знаки», написанном сорок лет спустя первой феноменологической интерпретации Аристотеля, Хайдеггер так определяет непреходящую значимость свершенного греками «открытия» историчности истины: «Самое удивительное в греках древних времен — их способность видеть все подлежащее оказыванию уже в его самозакутывании изнутри идущей впереди упреждающей сдержанности. Греки это умели, потому что язык их — построяемый дом наличного присутствия всего присутствующего — ждал их, дабы им жить и строить в нем».149

§ 2. СУЩНОСТЬ ИСТИНЫ

И ИСТИНА СУЩНОСТИ:

«ДВОЙНАЯ» СВЯЗЬ ИСТИНЫ И СВОБОДЫ

В ДОКЛАДЕ «О СУЩНОСТИ ИСТИНЫ»

Текст работы «О сущности истины» начинается — как это часто бывает у Хайдеггера — с рассмотрения традиционной концепции или обыденного понимания того, что должно быть исследовано. Принятая концепция истины — это теория соответствия или согласованности вещи и высказывания о ней. И первый шаг Хайдеггера должен напомнить нам два варианта такого соответствия — либо адекватность познания вещам, либо адекватность вещей познанию.

Традиционное понимание истины совершенно не замечает, полагает Хайдеггер, того основания, из которого оно исходит. Начиная анализировать это традиционное понятие истины, Хайдеггер и пытается раскрыть очевидный недостаток фундаментальности в этой концепции, стремясь одновременно, путем выявления первичной этимологии понятия «истина», обнаружить исходное основание, фундамент, на котором строится ее традиционное понятие. Он называет такой метод работы с классической философской традицией «деструкцией», понимая ее глубоко позитивно — в смысле экспликации «основания» (Grund).