Истина как «несокрытость»: греческая прелюдия. Сущность истины и истина сущности: «двойная» связь истины и свободы в докладе «О сущности истины», страница 2

Исходной точкой хайдеггеровских размышлений является известный отрывок из шестой книги «Никомахо-вой этики», где Аристотель говорит о различных путях, которыми душа достигает истины. Но использование здесь слова «достигает», на взгляд Хайдеггера, достаточно проблематично, ибо то, что Аристотель действительно подразумевает под отношением между душой и истиной, по сути дела скрыто под условностью перевода, уводящей и саму мысль. В этом отрывке Аристотель пишет: «Допустим, что душа достигает истины, утверждая и отрицая благодаря пяти (вещам), а именно: искусству, науке, рассудительности, мудрости, уму...».137 Хайдеггер, однако, переводит этот отрывок так: «Таким образом, есть способы, которыми душа хранит сущее несокрытое (unverhuelltes) и это в способе осуществления утверждения и отрицания пятикратно установлено».138 Его перевод, таким образом, отличается от принятого тем, что истина видится ему не как овладеваемый или захватываемый актом сознания объект, но как определение способа данности как таково-го, который здесь описывается как «несокрытость».1JS

Далее Хайдеггер подчеркивает принципиальную важность правильного понимания смысла «aletheia» у Аристотеля. Он подвергает сомнению принятую точку зрения на Аристотеля, представляющую его как сторонника концепции истины как соответствия, и вместо нее Хайдеггер предлагает следующее определение, выражающее, на его взгляд, более «изначальное» понимание смысла истины у Аристотеля. «Смысл aletheia как несокрытого Dasein, a именно как в нем самом подразумеваемое бытие, никоим образом не черпается объясняюще из „суждения" и потому также первоначально не происходит из него и неотносится к нему. „Aletheien" не означает: „овладевать истиной, но взять на сохранение в истине (in Verwahrung nehmen) подразумеваемое сущее, и именно так подразумеваемое, как незакрытое».140

Далее Хайдеггер пытается обосновать эту дефиницию, исходя из предпринимаемого им рассмотрения отношения, существующего между истиной и ложью, ссылаясь при этом на третью книгу аристотелевского трактата «О душе». Его ключевой тезис состоит в том, что истина исходно не локализована в суждении, в его отношении к реальности; скорее она относится к способу данности самой реальности. Хайдеггер подчеркивает, что ложность, следуя Аристотелю, возможна лишь в том синтезе или суждении, где истина — это всегда характеристика непосредственного восприятия объекта. Таким образом, ложность предполагает смысл истины, который не ограничен лишь уровнем «логоса». Чтобы подкрепить эту точку зрения, Хайдеггер ссылается на отрывок из трактата «О душе», где Аристотель говорит о том, как восприятие чувственных объектов бывает истинным: «Между тем им следовало бы в то же время высказаться о том, что такое заблуждение: ведь оно еще более свойственно живым существам, и душа немало времени проводит в ошибках.141 Поэтому необходимо признать либо, как некоторые утверждают, что все, что является чувствам, истинно, либо что заблуждение происходит от соприкосновения с неподобным, а это (утверждение) противоположно положению о том, что подобное познается подобным».

В «Бытии и времени» Хайдеггер вновь обращается к смыслу греческого слова «aletheia» во 2 главе «Введения», в знаменитом § 7, посвященном описанию феноменологического метода фундаментальной онтологии. Там он говорит, что истина в греческом смысле — это «эсте-зис», непосредственное созерцание чего-либо («давание видеть»), в действительности более первично, чем «логос» — истина в смысле суждения.142 А потому «несокры-тость» или «непотаенность» (Unverborgenes) — это исходный феномен истины. Традиционное понятие истины в смысле «соответствия» предполагает и, более того, произ-водно от греческого смысла «aletheia»— «изъять сущее, о котором идет речь... из его потаенности и дать увидеть как непотаенное, раскрыть».143 В специально посвященном анализу истины § 44 Хайдеггер указывает, что первым исходную, неразложимую связь истины и бытия — их феноменальную сращенность или, как говорит сам Хайдеггер, бытие сущего — раскрыл Парменид. Хайдеггер воспроизводит два принципиально важных для него отрывка из аристотелевской «Метафизики», в одном из которых говорится, что Парменид был вынужден следовать тому, что казало себя само по себе, ведомый «самими вещами», а в другом — что вынуждался он самой «истиной».144 Из Этих двух отрывков Хайдеггер делает вывод о принципиальной неадекватности принятого перевода «aletheia» в смысле соответствия или «правильности», предпочитая термин «бытие-раскрытым» или «раскрытость» (Entdecktheit).146 Затем эта «раскрытость» сущего возводится к «открытости» (Erschlossenheit) Dasein и самого «мира», как основанная в этой исходной «открытости», уже описанной в § 18, и которой затем, в § 28, будет дано наименование «просвет» (Lichtung).