Бессубъектное, безобъектное мышление, страница 3

Г.П.: Это – красиво. Но это – если вам уж совсем не повезло. И вы не попали ни к волкам, ни к коровам, ни к лошадям. А попали в советское общество, то вы тогда будете бандерлогами.

Реплика: Мне кажется, что вы однобоки. Ведь существовал же локковский эмпиризм. А здесь это воспринимается как ругательство, пошлость…

Г.П.: Подождите минуточку. Есть ли у нас право сказать, что Локк – пошляк?

Реплика: Думаю, что можете.

Г.П.: Отлично. Итак, я утверждаю, что Локк – пошляк.

Вопрос: И в чем его пошлость?

Г.П.: В том, что он сохраняет эту субъект-объектную схему. И не удосужился ее развернуть без противоречий и, вообще, рационально прорисовать.

Реплика: Вы тоже ничего не развертываете, а просто утверждаете мнение ММК. А мы – несчастные бандерлоги – ничего не понимаем.

Г.П.: Вы напрасно обижаетесь. Я считаю, что здесь сидит коллектив высокого класса. Но некоторые ваши идеологические принципы не могут не вызывать возражений. Например, выходит сюда человек и говорит с гордостью: "Я – человек практический и в философии ничего не понимаю".

Реплика: Это просто его эмпирические представления о философии.

Г.П.: Я ведь все понимаю. Больше того, говорю (чтобы быть искренним и откровенным): у меня вот такие представления.

Реплика: Если бы приехал сюда кто-то из Америки и сказал: давайте проведем игру на базе вот таких-то эмпирических правил. И все были бы довольны. А вы пытаетесь построить абстрактную рациональную модель города и посадить ее на сознание практикам. А зачем им это нужно – непонятно. Думаю, что декартовские суждения сейчас уже неприменимы в чистом виде.

Г.П.: Вы поднимаете очень важные вопросы. Ответы на них требуют ввода нескольких развернутых рассуждений.  Причем, – совершенно иного рода. И начал бы я с такой байки. Я ее читал про Арманди. Он тогда был молодым начинающим дирижером. А в бостонском оркестре был знаменитый дирижер с мировым именем. Он заболел, и Арманди предложили с этим оркестром провести репетиции. Он пришел – молодой, зеленый – взмахнул палочкой, а оркестр не реагирует: каждый занят своим. Он постучал по пюпитру, опять поднял палочку, но оркестр опять не реагирует. Он снова постучал и говорит: "Уважаемые коллеги, я понимаю, что я пришел работать со знаменитым бостонским оркестром – лучшим в мире. Но вы должны учесть, что я-то себя считаю лучшим дирижером в мире". Они все посмеялись, но начали работать. И вроде бы это есть формула, или принцип взаимного уважения. И в этом смысле мне оченьне нравится ваша выдумка насчет бандерлогов, поскольку вы ее понимаете и воспринимаете таким образом, что это есть выражение моего отношения к вам.

Реплика: Нет, я – только о причине непонимания.

Г.П.: Слава богу! Причина непонимания либо в том, что вы невнимательны, либо прослушали что-то или еще что-то такое же. А говорю я предельно просто. Даже очень сложные вещи объясняю предельно просто. Поэтому не понимать то, что я говорю, можно либо по принципу неприятия, либо по принципу невнимания.

Реплика: Но вы здесь читаете нам лекцию, а сами хотите другого.

Г.П.: Скажу вам по секрету, что я этого именно и хочу. Сейчас – Ме-консультация, и я здесь должен отвечать на вопросы и читать лекции. Более того, так устроена сама игра. Она устроена на принципе смены занятий: есть групповая работа, есть – пленарная, и есть такие организующие понимание и работу Ме-консультации. Это соответствует нашим эпистемологическим принципам: есть проба, есть критика этой пробы, и есть рефлексия пробы и критики. Только так может осуществляться процесс познания. Это – стандартный ход. Человек должен что-то сделать, сконструировать и выдать. Потом он должен послушать в коммуникации, что говорят другие коллеги по этому поводу, вдуматься в возражения и ответить. Он не должен принимать чужую точку зрения – он должен посмотреть: выдержала ли его точка зрения критику. Если не выдержала, он должен произвести проблематизацию или производить проблематизацию столкновения идей. В последнем случае он должен исходить из того, что его оппоненты знают и понимают не меньше, чем знает и понимает он сам. И если они говорят что-то противоположное, значит для этого есть основания. И он должен задать себе вопрос: почему он думает и полагает такое, а они утверждают противоположное и даже критикуют его. Дав ответ на этот вопрос и сдвинувшись к основаниям, он теперь может критиковать основания. И так работают все здравые мыслители, в том числе американские.