Уголовная юстиция России и Франции, страница 5

-  изменить процессуально правовой статус потерпевших и обвиняемых, предоставить им полномочия субъектов, ведущих уголовный процесс (в определенной мере);

-  делегировать властные полномочия суда по разрешению этих дел представителям общественности 9товарищеским или соседским судам);

-  приглашать на заседание таких судов родных, друзей, знакомых, поддерживающих как обвиняемого так и потерпевшего, вовлекая их в процесс обсуждения и выработки решения;

-  управомочить и поощрять обвиняемых по таким делам и близких ему лиц на формулирование и согласование плана действий по урегулированию конфликта с другими участниками заседания общественного суда и органами уголовной юстиции;

-  оставить контроль за исполнением выработанных планов на органах уголовной юстиции.

Осуществление рассмотренных здесь шагов реформирования уголовной юстиции и контекста социальной работы потребует немалых усилий и затрат. Однако уже в результате первых шагов может произойти переход от однонаправленной модели уголовной юстиции к ценностно-ориентированной, признающей человеческую ценность обвиняемых и потерпевших, хотя и «придавливающей» ее силой государственного принуждения. В результате последующих двух шагов начнется реальное движение и личностно-ориентированной модели, от формального функционирования к позитивному разрешению криминальных конфликтов.

Уголовная юстиция Франции.

Все нарушения (правонарушения, деликты и преступления) рассматриваются полицией, исправительными судами и судами присяжных. Ведь уголовное правосудие терпят, а не обращаются к нему как к гражданским судам (за исключением гражданских исков в уголовном деле).

В значительной степени уголовная юстиция еще исходит из первоначальных и изживших себя концепций «свободного» человека, поведение которого при всех обстоятельствах диктуется холодным разумом. Биологическая, психологическая и социологическая обусловленность хотя и допускается в какой-то степени, но в должной мере они не интегрированы в право и сознание судей, чтобы стать по-настоящему действенными. Ссылаются при этом на слишком стремительный темп обновления научных знаний: «необходима осторожность». Объясняемый так называемым спокойным релятивизмом, здесь торжествует дух консерватизма. Именно поэтому судья только наказывает за нарушения закона, не заботясь основательно об исправлении правонарушителя и об его эффективном «возрождении» как члена общества. Уголовное правосудие по прежнему остается всего лишь «карающим мечом».[8]

В некоторых сферах, например по отношению к детям и подросткам, судья в определенной степени ориентирован на профилактику правонарушений – единственную рентабельную для общества уголовную политику. Однако и здесь нередко сохраняется дух репрессий, который более активен в связи с некоторыми «антимолодежными» компаниями.

Институт социального, психологического и психиатрического анкетирования развивается; все шире распространяется «условное осуждение», т.е. не приведение исполнения приговора при условии соблюдения определенных правил в случае первого правонарушения под контролем «судьи по применению наказания».

Такой новый институт, как вмешательство судьи в исполнение наказания, применяется пока в весьма скромных размерах из-за отсутствия достаточных средств и правомочий, что частично объясняет рецидивную преступность. Невнимание политической власти и некоторое равнодушие отдельных глав и председателей судов второй инстанции к новым институтам и методам делают их бедными родственниками уголовной юстиции. В этих условиях и у самих судей, на которых возложено осуществление новых форм и методов, может возникнуть ощущение, что они выполняют не общественную миссию, а тягостную обязанность.

Если новые идеи и институционные обновления с трудом пробивают себе дорогу, то серьезные недостатки классической уголовной юстиции влекут тяжкие последствия для прав человека.

На уровне следствия контроль, осуществляемый прокуратурой над судьей, дающим информацию, позволяет власти решающим образом ориентировать уголовную юстицию в нужном ей направлении. Практически только в исключительных случаях следователь принимает решение, противоречащее требованием прокуратуры. Придавая внешне судье статус лица, обладающего полной независимостью, право и политика позволяет власти во всех важных делах добиваться такого решения, которое соответствовало бы потребностям данного момента. Здесь кроется опасность не только в излишней строгости наказания, но и в произвольной снисходительности. Например, в деле Бен-Барка министр юстиции совершенно занял позицию, утверждающую отсутствие состава преступления. Ничто серьезно не препятствует власти добиться проведения следствия полностью или, наоборот, досрочного его прекращения. Таким образом, легко могут быть классифицированы политические или общеуголовные дела, которые могут нанести ущерб установленному порядку, или на деле господствующему классу, его авторитету, престижу или политическим деятелям.

Когда же речь идет о простых гражданах, не имеющих «общественного положения», процесс проходит без препятствий.

Тайна следствия, предусмотренная Уголовно-процессуальным кодексом Франции подкрепленная правительственным декретом от 1972 года, ущемляющим права защиты, облегчает возможность дискриминаций. Следователь обязан не открывать ничего из того, что он устанавливает в ходе расследования.

На деле же существует один псевдосекрет следствия: допросы полиции, заявления обвиняемых – возможных гражданских истцов могут истолковываться самыми разными способами, в том числе и в прессе. Прокуратура также имеет возможность дать свою версию истолкования фактов. И здесь, таким образом, давление на юстицию не исключено.