В годы своей третьей ссылки (с 1937 г.) профессор Войно-Ясенецкий получил разрешение ехать в г. Томск для работы в очень обширной библиотеке медицинского факультета. Он обращался к маршалу К. Ворошилову с просьбой дать возможность закончить свои «Очерки гнойной хирургии», поскольку проблема эта была очень важна для военно-полевой медицины.
В конце войны епископ Лука написал небольшую книгу «О поздних резекциях при инфицированных ранениях больших суставов», которую представил на соискание Сталинской премии вместе с «Очерками».
В своих покаянных молитвах епископ Лука просил у Бога прощения за то, что продолжал работы по хирургии, связанные с необходимостью исследований на трупах, но дававшие множество важных открытий. «Но однажды, – вспоминает он, – моя молитва была остановлена голосом из неземного мира: «В этом не кайся!» И я понял, что «Очерки гнойной хирургии» были угодны Богу, ибо в огромной степени увеличили силу и значение моего исповедания имени Христова в разгар антирелигиозной пропаганды» [1, с.79].
Одиннадцать лет своей жизни провёл святитель Лука в тюрьмах и ссылках, терпеливо и смиренно перенося все их трудности и испытания. Красочно описывает святитель в своих воспоминаниях условия жизни в самом дальнем месте своей ссылки – небольшой деревушке Плахино – в двухстах тридцати вёрстах за полярным кругом, где ему довелось прожить больше двух месяцев. Его жильё составляла «довольно просторная половина избы с двумя окнами, в которых вместо вторых рам были снаружи приморожены плоские льдины. Щели в окнах не были ничем заклеены, а в наружном углу местами был виден сквозь большую щель дневной свет. На полу в углу лежала куча снега. Вторая такая же куча, никогда не таявшая, лежала внутри избы у порога входной двери. Для ночлега и дневного отдыха крестьяне соорудили широкие нары и покрыли их оленьими шкурами... Вблизи нар стояла железная печурка… Иногда по ночам меня будил точно сильнейший удар грома, – трескался лед поперек всего широкого Енисея» [1, с.54]. Там же святителю пришлось совершить незабываемое для него крещение двух детей. За неимением Требника и облачения он сам «сочинил молитвы, а из полотенца сделал подобие епитрахили». «Убогое человеческое жилье было так низко, – вспоминает он, – что я мог стоять только согнувшись. Купелью служила деревянная кадка, а все время совершения Таинства мне мешал теленок, вертевшийся возле купели» [1, с.56].
Владыка-доктор неизменно являл своим примером христианскую любовь и милосердие к страдающим людям. Везде, где была возможность, он принимал больных и в больницах, и прямо на дому, никому не отказывая в безвозмездной помощи, и часто в ответ на благодарность пациентов говорил: «Это Бог вас исцелил моими руками. Молитесь Ему» [1, с.121].
Ко всем людям епископ Лука относился с христианской любовью и человеческой теплотой. Он вспоминает, как в Таганской тюрьме все арестанты, в том числе и он, получили небольшие тулупчики от жены писателя Максима Горького. Проходя по коридору, он увидел через решетчатую дверь камеры, пол которой по щиколотку был залит водой, сидящего у колонны и дрожащего полуголого «шпаненка» и отдал ему этот полушубок. Это произвело огромное впечатление на уголовников. «Позже, – признается владыка, – в других тюрьмах я не раз убеждался в том, как глубоко ценят воры и бандиты простое человеческое отношение к ним» [1, с.42].
Во всех местах ссылок, где была возможность, епископ Лука совершал богослужения и при необходимости и возможности – рукоположения. Так, в Енисейске, где было много храмов, но большинство из них были заняты сторонниками «Живой церкви», владыка служил по воскресным и праздничным дням в гостиной своей квартиры с несколькими бывшими с ним священниками. В течение полутора месяцев на всех остановках на обратном пути по Енисею от Туруханска до Красноярска, в которых были приписны церкви, владыку встречали колокольным звоном и он служил там молебны и проповедовал. «С самых дальних времен архиерея в этих местах не видали» [1, с. 61]. В последние годы ссылок – во время войны – епископ Лука «совмещал лечение раненых с архиерейским служением в Красноярской епархии и во все воскресные и праздничные дни ходил далеко за город в маленькую кладбищенскую церковь… Служить архиерейским чином было невозможно, – вспоминает он, – так как при мне не было никого, кроме одного старика-священника, и я ограничивался только усердной проповедью слова Божия» [1, с.85].
Владыка никогда никому не отказывал в благословении, а на требование уполномоченного ГПУ не благословлять в больнице ответил, что по архиерейскому долгу не может этого сделать и предложил повесить на больничных дверях объявление о запрещении больным просить благословения, чего, конечно, сделано не было. С простыми деревенскими людьми владыка Лука часто беседовал, читая и объясняя им Священное писание.
Ссыльный епископ-хирург долгие годы оставался в памяти жителей тех мест, где ему доводилось бывать потому, что он с любовью, вниманием и терпением делал всё возможное для спасения людей.
«В 1937 году, начался страшный для Святой Церкви период – … Начались массовые аресты духовенства и всех, кого подозревали во вражде к советской власти… Ежовский режим был поистине страшен. На допросах арестованных применялись даже пытки. Был изобретен, так называемый допрос конвейером, который дважды пришлось испытать и мне» [1, с.79-80]. Заключенных крайне плохо кормили. Один из таких допросов продолжался в течении тринадцати суток. Епископ Лука несколько раз прибегал к такой форме протеста, как голодовка, но на участь его это никак не влияло, а ухудшение состояния здоровья было вполне ощутимо.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.