Русский анархизм: Бакунин, Кропоткин, Толстой, страница 4

По мнению Бакунина, славянам вообще не свойственна государственность и ни одно из их племён само по себе не создало государства, т.к. они не были завоевательными, а скорее мирными и земледельческими; у них не было дворянства и каст, в общинах царило равенство, и лишь при угрозах нападения племена заключали оборонительный союз. Неудивительно, что при такой организации они оказались беззащитными перед теми племенами, которые стремились максимально расширить своё господство – в частности, он относит к таковым германцев, в которых он, очевидно, находит особую угрозу на протяжении всей человеческой истории[10, с. 103-104]. Более того, славянскому народу государственный интерес совершенно чужд, потому как «нет нужды укреплять собственную тюрьму», и между правительством и народом практически нет связи[10, с. 153]. Славяне, говорит он, должны возродиться, и возрождение это заключается в «освобождении всего европейского пролетариата от всякого ига, и прежде всего от ига государственного». Вместе с тем нужно и защититься от пангерманской угрозы. Он предлагает не создать новое, единое славянское государство, поскольку таковое неизбежно станет ещё одним «бюрократическим, военно-полицейским и централистическим» завоевательным государством, которое в итоге сделает свой народ своим рабом; и не создать федерацию из славянских государств, поскольку федерация всегда будет уступать централизованной империи (и тем самым будет завоёвана всё той же Германией)[10, с. 107-109]. Народы, писал он, «могут братски соединиться не для того, чтобы создать общее [славянское] государство, а для того, чтобы разрушить все государства… чтобы вместе вступить на всемирное поприще, начиная по необходимости с заключения тесного союза с народами латинского племени, которым, также как и славянам, угрожает теперь завоевательная политика немцев». Немцы в итоге тоже должны сбросить с себя государственное иго, и тогда три главные европейские племени – латинское, славянское и германское – организуются в союз свободно, как братья. Поэтому единственный возможный выход для Бакунина – Социальная Революция[10, с. 156].

2.3.  Социальная революция, её видение Бакуниным

В чём же её, выражаясь языком Кропоткина, философия и идеал? Хотя Социальная Революция является основным лейтмотивом работы Бакунина, он лишь вскользь описывает её сущность, начало, механизм и результат. По его мнению, революция наступает не как следствие нищеты народа, а из-за отчаяния, толкающего его на решительные действия. Однако даже этого мало для того, чтобы поднять целые народные массы; для Социальной Революции необходим выработанный исторически общенародный идеал и вера в своё право; «когда такой идеал и такая вера в народе встречаются вместе с нищетою, доводящею его до отчаяния, тогда Социальная Революция неотвратима, близка, и никакая сила не может ей воспрепятствовать»[10, с. 94-95]. Нужно заметить, что революции с момента своего возникновения были предметом дискуссий и исследований, прежде всего из-за того, какую роль они играли и играют в мировой истории. Обсуждаются, помимо прочего, причины революций; на данный момент существует множество теорий. Одним из первых свою теорию разработал Карл Маркс. Под понятием «Социальная революция» он подразумевал коренной переворот в жизни общества, низвержение изжившего себя способа производства и утверждение нового; переход от одной общественно-экономической формации к другой. Этот процесс видится как закономерный результат классовой борьбы[11, с. 7]. Взгляд же Бакунина на условия возникновения революции в какой-то степени соответствует идее Джеймса Дэвиса о том, что революции происходят в условиях не абсолютной, а относительной депривации. В истории есть много примеров того, как народ не восставал в условиях войн, эпидемий, голода – они скорее приучают к безысходности и смирению. Революции происходят, когда рост стандартов жизни не соответствует ожиданиям; когда улучшение жизненных условий замедляется, происходит возмущение, которое может перетекать в беспокойства[12, с. 575-576].