Русский анархизм: Бакунин, Кропоткин, Толстой, страница 13

Следует признать, что анархизм – проект теоретический и во многом утопический. А, как говорил сам Бакунин, «кто опирается на абстракцию, тот и умрёт в ней»[10, с. 234]. Возможная анархическая революция требует соучастия каждого отдельно взятого гражданина. Кропоткин говорит о всеобщем стремлении к взаимопомощи. Однако в теории игр существует такая фундаментальная проблема, как «дилемма заключённого», которая предполагает, что стороны не всегда будут сотрудничать друг с другом, даже если это в их интересах. К примеру, кажется невозможным разоружение всех стран, т.к. даже если они договорятся о всеобщем разоружении, может остаться одна страна, сохранившая оружие, и тем самым она завоюет остальные.[29, с. 621-623] Точно так же кажется сомнительным ожидание Бакунина, что все народы один за другим избавятся от ига государства и братски объединятся, игнорируя национальные интересы и взаимные обиды.

Кропоткин говорит о сострадании как стимуле не быть безразличным к несправедливостям окружающего мира. Однако социальной психологии известен т.н. эффект постороннего («синдром Дженовезе»), согласно которому свидетели чрезвычайной ситуации неохотно будут пытаться помочь, особенно если безучастных свидетелей будет много («это не моё дело, пусть другие вмешиваются»). Т.о., человек, видящий страдание, не обязательно будет стремиться его искоренить, предпочтя остаться в стороне. В то же время, оказавшись единственным свидетелем, человек будет действовать более решительно[29, с. 585-595].

Человеческие пороки, вероятно – главная трудность для воплощения идеалов анархии. Российский правовед И.А.Покровский писал об этом так: «Нечего говорить об анархизме: каковы бы ни были его теоретические основания, его социально-психологические последствия не подлежат сомнению. Если есть учение, которое поистине предполагает святых людей, так это именно анархизм; без этого он неизбежно вырождается в звериное bellum omnium contra omnes[7]»[30]. Помимо проблем безучастности, недоверия можно назвать и другие, например, рвение к власти. История знает примеры революций, которые, под какими бы лозунгами о свободе, равенстве и братстве не происходили, вылились в бессмысленные кровопролития и установление диктатур – например, Русская, Великая Французская, или же революция в Мексике. Это, впрочем, соответствует идее Бакунина о «доктринерных революционерах», чья настоящая цель – не Социальная Революция, а захват власти[10, с. 239-240, 301-302]. Вышеупомянутый Джордж Оруэлл наглядно описал явление предательства идеалов революции в своей сатирической сказке «Скотный двор». Хотя её обычно называют аллегорией к революции и последующим событиям в России, но «Предложенная в книгах Оруэлла интерпретация перерождения революции в диктатуру универсальна: любой тоталитарный режим узнает в этих книгах свои родовые свойства»[31, с. 14]. Об опасностях самого анархизма Оруэлл писал так: «Течения, подобные пацифизму и анархизму, на первый взгляд предполагающие полный отказ от власти, в значительной степени способствуют формированию привычки навязывать другим свои взгляды. Ведь если вы сторонник течения, лишенного, как вам кажется, обычной грязи, свойственной политике, течения, от которого вы не ждете для себя никаких материальных выгод, то разве это не означает, что в своих убеждениях вы, безусловно, правы? И чем больше вы осознаете свою правоту, тем очевиднее, что остальных следует заставить думать точно так же»[27]. Тем не менее, Толстой надеется убедить в истинности своего учения представителей всех остальных конфессий, хотя он же утверждает, что каждое религиозное учение доказывает остальным свою истинность.