Анализ и оценка христианских гимнов, страница 3

Здесь явным образом происходит прославление библейского Бога, а не человека («моя сила – в Твоей мощи, в одной Твоей мощи», «мой – грех, но Твоя – праведность», «моя –вина, но Твоя – очистительная кровь»). Гимн сосредоточен на Христе и спасительных деяниях Божиих в Нём, уповании на Бога («здесь схвачу более твёрдой рукою вечную благодать и всю мою усталость о Тебя обопру», «нет помощи мне, кроме Твоей, и мне не нужна иная рука, кроме Твоей, чтобы опереться»). Также отсутствует ориентированность на человеческие чувства, добрые дела. Наоборот, уверенность коренится в Таинстве Евхаристии и, вместе с тем, носит эсхатологический характер («Пир за пиром так проходит и минует, однако, минуя, указывает на тот весёлый пир вверху, давая сладкое предвкушение праздничной радости, Агнчего великого брачного пира блаженства и любви»).

Однако помимо несомненных достоинств этого гимна, следует отметить и его некоторые недостатки. Один из них – отсутствие религиозного отклика верующего. Здесь есть упование на Бога, уверенность, эсхатологические ожидания, но отклика, основанного на христианском страхе Божьем, любви к Богу и уповании на Него, нет. В гимне сказано много хорошего, но в то же время это хорошее сказано недостаточно чётко, ясно и твёрдо. В свою очередь, такое положение дел открывает широкий простор для превратного толкования богословия, выраженного в гимне. Здесь явственно чувствуется необходимость добавить несколько строк, в которых будут должным образом представлены слова установления и ядение устами Тела и Крови Христа.

В целом, данный гимн в литургической практике конфессиональной лютеранской Церкви использовать можно, но только при добавлении соответствующих дополнительных куплетов, отражающих правильное конфессиональное лютеранское богословие. В противном случае, следует отказаться от такого его использования.

Гимн № 4. «I`m But a Stranger Here»

«Небеса – мой дом». Это истинное исповедание веры христианина, и им пронизан весь гимн. Однако все благие намерения, которые автор хотел выразить в гимне, заключив их в эту формулу, отступают на задний план, поскольку они вступают в противоречие с очевидным фактом: основная тема гимна – земля как «тоскливая пустыня». Такая постановка вопроса – это, если так можно выразиться, пощёчина Творцу «неба и земли, всего видимого и невидимого». Налицо явное игнорирование первого догмата символа веры. В гимне ощущается недвусмысленное гипертрофированное противопоставление суетности земной жизни («опасность и печаль стоят вокруг меня со всех сторон», «я всего лишь странник здесь», «краткое моё паломничество», «дикий зимний порыв ветра», «земной жребий») и вечного небесного блаженства («небеса – моё отечество, небеса – мой дом», «достигну дома наконец»). При этом даже процитированных фраз вполне достаточно, чтобы увидеть, насколько автор увлечён противопоставлением двух планов бытия – земного и небесного, что кажется, будто ему остаётся всего лишь один шаг до признания всего материального, «плотского» недостойным, фальшивым и ненужным, а всего духовного – единственной ценностью и реальностью. В общем, совсем как-то по- платоновски. Создаётся такое ощущение, что автору вовсе и неважно воскресение плоти: для него странствие по «тоскливой пустыне» жизни заканчивается в момент смерти телесной, а душа попадает в «небесный дом».