Эмфизем и хронический обструктивный бронхит, страница 3

Взять глюкокортикоидные гормоны ингаляционно–системного применения, – они все это нормализуют. И что, и больше нам не надо ничего? Или все–таки надо стремиться попытаться воздействовать на те ключевые факторы, которые приводят к тем или иным изменениям. Вот эти вопросы, которые на сегодняшний день стоят. Я думаю, что ответы на них частично и даны. Селективные глюкокортикоиды ингаляционного плана контролируют не только течение хронического воспалительного процесса, но они изменяют чувствительность бета2–рецепторов, что самое важное. Появляются эти комбинированные препараты – один, второй, третий, они действительно изменили течение болезни, страдающих бронхиальной астмой и не надо системного введения глюкокортикоидных гормонов.

Мы сдвинулись куда–то вперед в патогенезе, в знаниях заболевания, но мы должны двинуться вперед в плане воздействия на эти весьма серьезнейшие факторы. Уровнекоптизирующий фактор – открыт недавно, а с ним столько всяких нехороших вещей связано.

Во–первых, мне кажется, что в природе не терпят пустоты и исчезновение или уменьшение частоты одного какого–то хронического заболевания, неизбежно приведет к нарастанию частоты другого хронического заболевания. В качестве примера я приведу эпидемиологические данные, которые очень интересны по взаимоотношению между АТОПИЧЕСКИМИ заболеваниями и ревматоидным артритом. Ревматоидный артрит – это заболевание, при котором преобладает синтез Th1 цитокинов, а аллергические заболевания, атопические – при котором ти–эйч2, и эти заболевания взаимоисключающие. _ данные показывают о том, что в мире наблюдается уменьшение числа ти–эйч1–зависимых болезней, в частности, ревматоидного артрита и нарастание ти–эйч2–зависимых болезней – аллергических заболеваний. Существует некий баланс и, я думаю, эта ситуация будет продолжаться еще достаточно долго по одной важной причине. Когда мы начинаем лечить пациента, а на самом деле он болеет довольно давно. Та же самая ситуация при ревматоидном артрите, при других заболеваниях. То есть мы видим манифестацию болезни не в острую фазу и, я думаю, что это самая наша основная проблема фармако–терапии наших заболеваний. Я хочу повторить фразу Макиавелли: «Тяжелую болезнь вначале очень трудно распознать, но легко вылечить, когда же она усиливается – ее уже очень легко распознать, но очень трудно вылечить». Я думаю, что эта проблема отсутствия средств, возможности ранней диагностики, может быть, на уровне тех маркеров, которые позволяют выявить реально группы риска и назначение какой–то превентивной терапии, и какой–то некий баланс, когда тяжелое заболевание __ и мы остались перед лицом хронических воспалительных заболеваний он в течение какого–то длительного времени будет сохраняться. Еще раз хочу подчеркнуть: я верю в новые технологии, я думаю, что и позиционирование этих новых технологий, конечно, именно для каких–то экзотических случаев. Я могу сказать по поводу ре___ фактора некроза опухоли – никто не собирается их пока рекомендовать для лечения всех пациентов с ревматоидным артритом. Они занимают очень узкую нишу – это, действительно, тяжелый больной. То есть когда все средства терапии уже оказываются не возможными, иногда такие новые подходы позволяют модифицировать течение болезни. И последнее – это искать потенциал в старых лекарствах. Вольтер сказал так: «Врачи назначают лекарства, по поводу которых они знают очень мало, по поводу болезней, о которых они знают еще меньше, больным, о которых они не знают ничего».

МАРЕЕВ ВЯЧЕСЛАВ ЮРЬЕВИЧ