Если, столкнувшись с некой феноменально данной областью, мы свободно привлекаем соответствующие понятия или знаковые формы (имена), формируем соответствующее знание или высказывание о явлении, то исследование как особый тип мыследеятельности просто не нужно.
Исследование, в противоположность подобным процедурам, возникает только после того, как мы произвели обобщенное разделение и расслоение: а) представления и "объекта", с одной стороны, и б) нескольких различных представлений, претендующих на описание (схватывание) данного объекта, с другой стороны. Таким образом возникает интеллектуальная ситуация, имеющая по крайней мере два логико-эпистемологических измерения: одно - конкурентное, связанное с противопоставлением или сопоставлением различных представлений, а второе - референтное, связанное с отношением представления и объекта-как-такового. Создание искусственного разрыва и рассогласования между представлением и обуславливающими его формами мышления и понимания (в том числе - понятиями) и тем, к чему это представление относится - объектом, создает специфическое пространство исследовательской мыследеятельности, в котором может быть теперь поставлена новая группа задач, связанная с развертыванием и изменением используемых понятий или онтологических картин, а очень часто - с задачами построения онтологической картины.
Исследование, даже в самых простых формах, не ставит перед собой цель познания объекта. Исследование связано с установлением системы конкурентных и референтных отношений между различными эпистемологическими образованиями: представлениями, понятиями, знаниями, объектами. Иногда эта работа регулируется целью установления истинности как локального соответствия или адекватности двух представлений: знания и объекта. Но, как мы уже отметили выше, во многих случаях перед исследованием как типом мыследеятельности стоит более сложная задача - создания онтологии как поля непротиворечивых (связных) смыслов. В этом случае не знание, а именно онтология как сложная панэпистемическая конструкция является целью и результатом исследования.
Подобный разворот проблемы обусловлен достаточно ясными обстоятельствами. Действительно, для того, чтобы установить соответствие того или иного знания-представления объекту, сам объект должен быть дан вне и помимо этих - проверяемых на адекватность и фальсифицируемых - знаний. Именно в этом плане вопрос об истинности наших представлений и высказываний начинает трансформироваться в проблему истины; он перестает быть проблемой отношения, а становится проблемой развертывания истины видения объекта или истины объектного представления. Это и есть ход к онтологии.
В подобной усложненной схеме "объект" должен трактоваться прежде всего функционально - как "место" для объекта, с одной стороны, и как "пучок" интенций (точка синтеза различных интенций), с другой стороны. В этом плане "объект" есть организованность внутри исследовательской ситуации и исследовательской мыследеятельности, "место" для особых представлений (представлений, прошедших особую обработку) в рамках исследовательских форм организации мышления. Именно редукция этой схемы привела к появлению так называемой гносеологической схемы, схемы S-O, на многие десятилетия определившей наше понимание структуры и строения исследовательской деятельности.
Я не буду сейчас углубляться в анализ того пространства исследовательской мыследеятельности, о котором начал говорить. В данном контексте я хотел бы лишь подчеркнуть, что указанная схема позволяет вернуться к вопросу о соотношении и связи рабочей, объемлющей и предельной онтологии в рамках исследования. Исследование оказывается способом соотнесения формальной онтологии (лежащей на месте предельной) и материальной онтологии или эмпирического материала (лежащего на месте рабочей онтологии) в целях развертывания объемлющей (в ряде случаев замещенной системой понятий). Именно последний случай позволяет утверждать, что исследование связано с развертыванием понятий.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.