Еще яснее и проще обстоит дело с идеалом и критерием социальной политики. В общественном производстве товаров люди вступают в различные весьма сложные отношения между собою. Возможно и даже обычно, что производство и рост народного богатства благодетельствует не весь народ, а только избранные единицы. Сосредоточиваясь в их руках, богатство становится средством порабощения остальной части населения. Таким образом, наряду с ростом народного богатства и в процессе его производства создается социальная бедность, и богатство, скопляясь в немногих руках, выковывает новые цепи эксплуатации, горя и нужды. Параллельно с экономическим богатством растет и социальная бедность, и богатство, вместо средства освобождения человечества, становится новым средством его порабощения. Для христианства, а, следовательно, и для христианской политической экономии, возможно только одно, именно резко отрицательное отношение к этой эксплуатации человека человеком и к накоплению неправедных богатств. Путь, который указывает здесь христианство, есть путь социальной любви, свободы, равенства и братства. Поэтому христианская политическая экономия имеет своей естественной и неустранимой задачей выработку социальных преобразований в духе указанного идеала. Об этом много будем говорить ниже.
Итак, если обобщить задачи христианской политической экономии и поставить их в связь с общей задачей, которая должна быть руководящей во всем и для каждого христианина, — с исканием Царства Божьего, то они выразятся так: христианская политическая экономия ищет осуществления Царства Божьего, свободы, правды и любви в экономической жизни, в области социальной и экономической политики. Никакого иного идеала христианин иметь не может, но он должен стремиться творчески применять его к новым и новым областям усложняющейся жизни и освещать ее темные еще области, а в частности и экономическую жизнь.
Задачу христианской политической экономии иначе можно определить еще так: она призвана освещать исторический путь социальной любви. Христианство не знает заповеди выше любви, по указанию Евангелия, Господь спросит нас в оный день о делах практической любви к ближнему, я готов сказать, социальной любви: накормили ли мы голодного, напоили ли алчущего, одели ли нагого, посетили ли больного и заключенного в тюрьме. Доселе христианство понимало и выполняло эту заповедь в форме исключительно личного подвига, но не социального делания. При более простых общественно-экономических отношениях прежнего времени, может быть, это понимание и соответствовало его жизненным потребностям, и наилучшим выполнением евангельской заповеди действительно было буквальное. Тогда дело практической любви сводилось к элементарной благотворительности и личной доброте (так понимала ее и наша старая Русь). В настоящее время такое понимание совершенно не соответствует потребностям жизни с ее сложными социальными отношениями. Не отрицая значения личного подвига и личного служения, которое вообще неустранимо для христианства, мы должны стремиться понять Христову заповедь шире и применить ее не только к лицам и личным отношениям, но и к учреждениям, которые воплощают в себе нравственную идею, служат добру или злу, любви или ненависти и в то же время по своему влиянию на жизнь могущественнее личного добро делания. Добросовестное и вдумчивое желание честно исполнить заповедь Христову неизбежно заставит задуматься и о смысле того экономического строя, при котором мы живем, и определить свое к нему отношение. Для деятельной любви, кроме личного подвига и наряду с ним, открывается путь социальных преобразований, на который трудно вступить без руководства социальной науки, в частности, политической экономии, она играет роль своего рода Беатриче, проводящей современного Вергилия через ад и чистилище, становится наукой социальной любви.
Границы политической экономии
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.