В юридической литературе есть и другие высказывания насчет построения уголовно-правовых санкций. Так, М.И. Ковалев предлагает следующее, наказание внутри отдельных преступлений следует определять, согласуясь с санкциями другой, более общественно опасной группы преступлений. И в этой связи им предлагается следующий пример, через который он поясняет свою мысль. Например, санкция за преступления против отдельных прав и интересов граждан следует определять в зависимости от санкций, установленных против жизни и здоровья личности. Санкции же за посягательство на личную собственность желательно сопоставить с санкциями за преступления против социалистической собственности. И данные санкции необходимо соотносить с санкциями за преступления против личности.[6]
Наиболее целесообразным, как отмечает В.М. Коган, «эмпирический показатель согласованности наказания за преступление с системой санкций по действующему уголовному праву в целом следует всего скорее искать в судебной практике. Если допустить, что при согласованности наказания с системой наказаний по действующему праву в целом конкретные наказания, назначенные по конкретным делам, равномерно располагаются в границах санкций, тяготея к ее среднему значению, то тогда при прочих равных условиях скопление действительно назначенных судом наказаний у одной из границ санкции означает, что санкция «не согласованна»[7].
Полагаем, что хотя М.И. Ковалев и освятил один из частных моментов в построении уголовно-правовых санкций, тем не менее, и этот аспект представляет определенный научно-практический интерес. Что же касается пожеланий В.М. Когана, то с ними согласиться трудно. Известно, что на колебание судейской практики может повлиять интенсивность совершения того или иного вида преступления, а также руководящие начала уголовно-правовой практики и уголовной политики по борьбе с преступностью. Нередко на вынесение судебных приговоров влияет и сам характер совершенных преступных деяний, а порой и сам профессионализм судей, а также так называемое у них судейское правосознание и уровень нравственного сознания (то есть нравственная чистоплотность).
По выше указанной проблематики проводились исследования в разное время и разными исследователями, в том числе и нами. В частности, по данным Я.М. Брайнина, который изучал по опубликованным материалам практику Верховного Суда СССР за 1950-1964 годы, приговоры, отмененные или измененные в связи с неправильной квалификацией преступлений, составляли около 50% всех отмененных или измененных приговоров[8].
По данным А.В. Наумова по Волгоградской области за 1969-1971 годы, неправильная квалификация составила 45,2% всех судебных ошибок[9]. Аналогичные результаты были получены и Г.В. Шелковкиным, который изучал подобный вопрос по Свердловской области за 1971 год. Так, по его данным где-то в 67,7% всех измененных приговоров составляли приговоры, измененные в связи с неправильным применением уголовного закона[10].
Можно продолжить в приведении подобных исследовательских примеров. Однако и их уже достаточно, чтобы сделать вывод, что в судебной практике сложилась устойчивая система в допускании ошибок в вынесении приговоров. Бесспорно, что указанные ошибки в немалой степени обусловлены недостаточным уровнем профессионального мастерства судебных работников. Тем не менее, эти ошибки объясняются и другими обстоятельствами, например, исследования показывают, что при применении судьями одних статей они ошибаются чаще, чем при применении других статей. А объясняется это тем, что тексты ряда нормативных актов по своему качественному составу низки и противоречивы.
Кроме того, анализ судебной практики показывает, что когда в состоянии преступности обнаруживается тревожная тенденция, выраженная в росте числа наиболее опасных преступлений и лиц их совершающих, то процент правильно назначенных наказаний растет[11].
Наряду со сказанным есть необходимость обратить внимание и на такой аспект проблемы, как ориентация судебных работников на применении принципа справедливости наказания при вынесении приговоров. Изучение этой части вопроса показало, что деяния с разной степенью общественной опасности влекут равные наказания. И, наоборот, сходные по основным своим характеристикам деяния, совершенные в одинаковой мере по степени общественной опасности лицами, наказываются по-разному. Нередко суды безнравственно демонстрируют свое милосердие по отношению к преступникам, которые совершили тщательно подготовленное преступление, в содеянном не признались и не раскаялись, для которых преступное деяние является частью их образа жизни. Такой «гуманизм» способен служить для совершения новых преступлений. Практика назначения наказания дает веские основания для подобных замечаний. Например, криминологические исследования, проведенным М.П. Клейменовым (который изучал уголовные дела о кражах личного имущества граждан из квартир за период 1986г и в количестве 576 уголовных дел) показали следующее. В структуре выносимых наказаний судом четко просматривается такая тенденция, как завышение тяжести наказания раскаявшимся преступникам и его занижения тем из них, кто не признал своей вины в содеянном[12]. О подобной закономерности в судейской практики писал и В.Л. Чубарев. Его исследования показали следующее, что отрицание вины стимулирует у судей чувство неуверенности в обоснованности осуждения, что заставляет их смягчать наказание в надежде избежать кассационного производства по делу. В случае получения признательных показаний такой стимул отсутствует, возрастает уверенность в законности обвинительного приговора, следствием чего ведет к повышению репрессивных мер в наказании[13].
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.